Мы с моей Розочкой познакомились, когда нам обоим было ещё по семнадцать лет и мы учились на первом курсе иняза. Она на немецком отделении, а я — на французском. Впервые я заметил её на одной из общих пар: может быть на литведе, а может быть на фонетике — не важно. Она сразу обратила на себя моё внимание своей необычной красотой и какой-то особенной непосредственностью. Как она смеялась, как задумчиво покусывала кончик карандаша во время лекции, как ловкими пальчиками копошилась в пудовом словаре — всё что она делала вызывало во мне совершенно новое сладкое и томительное чувство. Короче говоря, я был впервые влюблён и влюблён по-настоящему.
Я, кажется, упомянул что-то про "необычную" красоту. Знаю, многие мужчины, отнюдь не признали бы Розочку красавицей, назвали бы скорее — серой мышкой. Я же считаю иначе: просто она была из тех девушек, красота которых понятна лишь избранным. И я счастлив, что был первым из этих избранных. Но оставлю всю эту высокопарную чушь и, наконец, опишу мою возлюбленную: это была невысокая худенькая брюнетка с короткой, почти мальчишеской стрижкой. Она являлась для меня олицетворением молодости, свежести и целомудрия. Я мог бесконечно любоваться нежным изгибом её шеи, округлостью небольших, но таких манящих грудей, скрытых от любопытных глаз под белой блузочкой, стройностью её очаровательных ножек. А попка, Боже, какая у неё была попка! Мне казалось, что только и это можно назвать "попкой" , а для того, чем обладали другие девушки, подходят только куда более грубые слова.
Уверен, читателя не удивит, если я признаюсь, что дома, по ночам, воспоминания о Розочке будили во мне самые грязные мысли. Не вдаваясь в излишние воспоминания о своих фантазиях, просто скажу: я жаждал овладеть ею.
Влюбившись почти с первого взгляда, я стал искать способ заговорить с ней. Но я был чрезвычайно застенчив и в течение первых двух-трёх месяцев учёбы наше с ней общение ограничивалось лишь холодными приветствиями. Может быть, Розочка так и осталась бы для меня несвершившейся мечтой, если бы нас довольно случайно не познакомила моя одногруппница.
После первого же разговора с Розой моя застенчивость стала постепенно исчезать. Общаться мне с ней было очень легко. Мы смеялись над одними шутками, любили одни и те же фильмы и книги, в общем — были родственными душами. Кроме того, я очень скоро понял, что могу рассчитывать на взаимность — глаза Розочки рассказывали мне обо всём. И уже через пару месяцев стало совершенно ясно: умница, красавица и профессорская дочка Розочка тоже любит меня.
С этого момента наши отношения стали развиваться стремительно. Были первые поцелуи — до удушья, до тошноты, поцелуи из-за которых я не мог уснуть по ночам. Розочкины родители по выходным часто уезжали на дачу, поэтому остаться наедине для нас не было проблемой. Через месяц после первого поцелуя мы оказались в одной постели, в Розочкиной. Мы оба были ещё совершенно невинны и все неудачи и радости плотской любви впервые пережили вместе.
Скромница Розочка оказалась страстной, горячей женщиной, да и я отнюдь не был лишён воображения. Короче говоря, миссионерской позой мы ограничились только в первые три-четыре раза, а уж потом чего только не было: моя ненаглядная яростно скакала у меня на хую, пока я теребил руками её маленькие упругие груди и сжимал пальцами соски; моя ненаглядная развратно прогибала спину, когда я жестко трахал её в народной позе "раком" ; моя ненаглядная отсасывала, стоя на коленях, и проглатывала всю сперму до последней капли или разрешала мне кончать ей на лицо и грудь; моя ненаглядная стонала и извивалась, когда я работал у неё внизу языком. По моей просьбе она брила волосы на лобке и надевала для меня чулочки и другие милые эротические штучки. В общем, мы давали волю фантазии, хотя и не переходили границ разумного. Единственное, чего мне тогда так и не удалось добиться от Розочки — это анальный секс. Сколько я её ни уговаривал, она была непреклонна.
За пределами постели наши отношения тоже были прекрасными. Мы почти не ссорились, делились друг с другом всеми радостями и переживаниями, много времени проводили вместе. О том, чтобы вместе жить, мы подумать, правда, не могли — Розочкин папа-профессор было очень строг. Мы собирались пожениться как только закончим институт.
Я был абсолютно счастлив, но, как выяснилось, это было счастье идиота. Надвигалась гроза, которую я, ослеплённый любовью, не смог предвидеть. Я верил Розочке, когда она говорила, что поздно приходит домой из-за встречи с подругами, я верил, что она стала реже звонить мне, потому что надо писать курсовую. Я даже верил ей, когда она говорила, что перестала кончать со мной в постели, потому что её организм находится на каком-то "переходном этапе" или несла похожую чушь.
В общем, когда через три года после нашего знакомства Розочка сказала, что уходит к другому, для меня это стало шоком. Прежде такая нежная и ласковая Розочка стала жестока, холодна и безразлична. Я обрывал её телефон, подкарауливал её после занятий, я плакал, умолял, требовал всё новых и новых объяснений. Я унижался, но мне было плевать — ведь я её любил.