И свершилось кощунство под причудливым сплетением ветвей. Я невольно коснулся "молнии" у Лили на спине, и рука сама раздвоила до пояса её сарафан. Лилия вскрикнула, но не могла противостоять натиску бурных ласк. Тогда она выскользнула из одёжи и с истерическим смехом побежала прочь. Бросив сарафан на могильный холмик, я рванулся следом. Это было краткое и ослепительное неистовство. Безумство страсти. Полёт сквозь вечность.
Вскоре беглянка выдохлась и остановилась, облокотясь на чёрный покосившийся крест. Она была в одних белых трусиках и белых босоножках. Волновались в такт дыханию стойкие груди, рассветно выделяясь на загорелом теле, фосфорически мерцали, как у вурдалачки, глаза. Я прижал её, покорную, к стволу целомудренной берёзы и устранил последнюю помеху нашему слиянию. Лили охватила ногой мою поясницу и выгнулась в сладостной истоме, вымучив сквозь зубы звериный стон…
Потом мы, будто в бреду, искали по кладбищу сарафан, отгоняли листьями папоротника невесть откуда взявшихся комаров (или сначала мы их не ощущали?), я нарвал ей пышный букет белой сирени… Но всё это было не то — по сравнению с мигом, навсегда растворившимся в звёздной круговерти мироздания…