Но вернемся к Клавдии. Когда я брал ее на работу, то договориться с ней о наказаниях было легко — она все сразу поняла и пошла на мои условия. В конце концов, попка у нее толстая, а зарплату дают как нигде. В результате я даже не помню, как прошло ее первое наказание, где это было — на диване, на столе, на стуле, были ли это шлепки, или ремень, или розга. Это все потому, что за несколько лет, которые она у меня работает, я наказывал ее много раз. Она к наказаниям относилась серьезно и всегда старалась больше не допускать тех ошибок, за которые ее пороли. Видимо, надеялась, что когда-нибудь она будет делать все идеально и ее наконец перестанут пороть и даже шлепать.
Но отношения наши несколько поменялись после одного эпизода. Было, как сейчас помню, прекрасное весеннее утро. На улице было солнечно и тепло, но еще не совсем жарко, как летом. Свежий легкий ветерок создавал ощущение редкой для нашего городка свежести. За несколько последних дней мне удалось закрыть старый тяжелый контракт, и даже получить за него окончательный расчет. Войдя в контору, я улыбался. Служащие в ответ тоже мне улыбались, и я чувствовал, что настроение у них тоже хорошее. В ряде кабинетов люди отключили кондиционеры и открыли окна, чтобы насладиться хорошей погодой.
В приемной меня встретили тоже радостным щебетанием и улыбками. "Сергей Семеныч, хотите чаю или кофе?"- подлетела ко мне Клава.
"Пожалуй, кофе", ответил я, окинув Клаву взглядом. В этот весенний день ей пришла идея одеться как школьнице — коричневое платье с недлинным плиссированным подолом. Сходство со школьницей добавляли белые носочки и прическа в виде двух хвостиков, завязанных по бокам головы. Картину завершал юный искрящийся взгляд, как у наивной школьницы.
Я прошествовал в свой кабинет, сел за стол и задумался. Старые дела были в основном закончены, надо было обдумывать новые проекты. Но сосредоточиться я не мог. Подошел к окну, чтобы еще раз посмотреть на природу. Открывать окно не стал — я все-таки кондишену доверяю больше.
Открылась дверь в кабинет, и с подносом вошла Клава.
— Куда ставить, Сергей Семеныч?
— Ставь на письменный стол, — сказал я и посмотрел на Клаву. Какие-то смутные ощущения у меня начали возникать.
Пока Клава накрывала на столе, я прошел к двери и запер ее. Потом прошел к столу переговоров, выдвинул от него один стул на середину кабинета и уселся на него. Клава уже справилась с чашками и с удивлением смотрела на меня.
— Клава, иди сюда, -сказал я.
— Зачем, Сергей Семеныч?
— Иди, говорю.
Клава медленно приблизилась ко мне. Я взял ее за руку и посмотрел ей в глаза. В ее взгляде еще не было боязни, а видилось только удивление.
— Что Вы собираетесь делать? , — спросила она.
— А ты не догадываешься, — широко улыбнулся я. — Я собираюсь тебя отшлепать.
— За что, Сергей Семеныч?
Я скорчил неопределенную гримасу.
— Понимаешь, Клава, сегодня такой хороший весенний день. Все вокруг просто замечательно. И ты такая замечательная, такая красивая. У тебя такое красивое короткое платье, красивые носочки, красивые косички и красивая толстенькая попочка.
При этих словах я положил ей руку на сгиб колена и провел вверх по бедру под платьем, остановившись на попке. Слегка сжав ягодицу девушки пальцами, я продолжил:
— Понимаешь, Клава, сегодня тебя просто невозможно не отшлепать.
— Но я, Сергей Семеныч, но я… я же ничего не сделала!
— Ничего не сделала? , — ухмыльнулся я. — Была сегодня столько времени на работе и ничего не сделала? И ты предполагаешь обойтись без шлепков?
— Нет, — женщина от обиды даже притопнула ногой, — Я ничего плохого не сделала!
В ее глазах появились слезы. При этом она еще больше стала походить на маленькую девочку. Я взял ее за руку и слегка потянул к себе.
— Ну не упирайся, малышка, ложись к папе на колени.
— Не хочу, не хочу!
— Клава, — сказал я ласково. — Ты же знаешь, что будет, если ты будешь упираться, — я все еще одной рукой держал резвушку за руку, а другой гладил ее по попе под юбкой.
— Я все равно тебя отшлепаю, а потом еще и высеку прутьями. Чтобы слушалась.
Я еще раз потянул Клаву на себя, и с некоторой заминкой она подалась и стала укладываться у меня на коленях. Процедура была ей слишком хорошо известна. Однако в этот раз были отличия — я никуда не спешил и собирался получить от процесса максимум удовольствия.
Девушка вроде пристроилась на моих коленях — ей было это непросто при моем большом росте и ее маленьком — то руки провисают, то ноги болтаются. Только после этого я начал медленно заворачивать подол платья на спину бедняжки. Выяснилось, что сегодня на Клаве были трусики вполне обычного покроя — широкие, плотно облегающие крупный зад. Но что интересно, трусики были подобраны точно в цвет платья — тоже коричневые, чуть ли не из того же материала, что и платье.
Отвесив этим трусикам четыре-пять стартовых шлепка, я решил обсудить обнаруженный факт с Клавой.
— Клава, ты что, собиралась сегодня выступать в команде чирлидеров? , — спросил я, наклонившись в сторону головы своей жертвы.
— Кого, чир, кого выступать? , — засопела Клава.
— Ты не знаешь, кто такие чирлидеры? — Я еще несколько раз смачно шлепнул. Трусы оставались еще на своем месте.
— Чирлидеры — это такие девушки, которые в коротких юбочках выступают на всяких мероприятиях — типа спортивных. — Через каждые два-три слова я выдавал по шлепку.
— Они там целыми командами в одинаковой форме заполняют паузы. — Еще шлепки, на этот раз серия быстрых. Моя красавица уже сопела громко, готовясь зареветь.
— Клава, ты меня слышишь? Я тебе рассказываю, так что будь внимательна. Завтра спрошу, повторишь. — Я засмеялся собственной шутке, такое хорошее настроение было.
— Так вот, они там по-всякому прыгают и показывают, какие на них трусики надеты. — Пара шлепков по касательной, но тоже больных.
— Потом за кулисами их, конечно, шлепают по попкам. Вот так — шлеп, шлеп, шлеп, шлеп.
— Ааа, — раздался сдавленный плач снизу.
— В общем-то, эти девушки только для этого и нужны, — сказал я и вдруг задумался, а для чего мне нужна Клава — тоже только для этого? Удивившись возникшей паузой, секретарша зашевелилась. Нажав ей на спину и поправив сбившийся подол, я продолжил:
— Ну, а потом трусики с них, конечно, снимают, — при этом я спустил Клаве трусы, пока до середины бедер. Голый женский зад, открывшийся мне, был уже розовым от полученных шлепков. Но останавливаться я вовсе не собирался.
Еще после серии шлепков, отпущенных во всю силу, моя девочка уже вовсю ревела. За шум я не беспокоился — через двойную дверь тамбура и стеклопакеты в окнах наружу не выходил ни один звук — это было лично мной проверено. За ревом разговор было продолжать бесполезно, и я сосредоточился на круглом предмете исследования, лежащим у меня на коленях. Жирненький зад колыхался от шлепков и краснел прямо на глазах.
Бедная, бедная Клава! Мало того, что ее шлепали, ее шлепали ни за что, просто от хорошего настроения. Да еще для нее так неудачно сложилось, что я никуда не торопился и мог бы заниматься этим целый день. Ее товарки по приемной, по сложившейся традиции, в таком случае никого ко мне не пускали и по телефону не соединяли. Мешать наказанию было не в их интересах — во-первых, помешаешь — с тебя тоже могут спустить трусы, а во-вторых, им в глубине души было приятно от мысли, что соседку по комнате сейчас порют. Они просто-таки млели от удовольствия, отвечая по телефону в таких случаях:
— Сергей Семёнович сейчас очень занят, — (счастливая улыбка на лице) , или
— Нет, Клавдия Андреевна сейчас у руководства, — (с задранной юбкой и спущенными трусиками) , (подмигивает другой соседке по комнате) .