Глава первая Счастливый день рождения
"Народ мой будет жить в обители мира, и в селениях безопасных, и в побоищах блаженных" (Исаия 32: 18) . — Ваши предки построили этот замечательный замок в соответствии с этой библейской заповедью! — Объяснял юной Эвелине ученый клирик. — Смотрите, какой вид открывается с главной башни: среди зеленых вересковых холмов, протекала речушка, с многочисленными ивами по берегам. Замок стоит на горе, над самой рекой, окруженный крепкими стенами, заложенными еще во времена саксов. (Племена англов поселились здесь в пятом веке нашей эры. — Прим. переводчика.)
Этот старый замок — родовое гнездо Бисбернов, своими подвигами во славу церкви и Англии прославившие свой род во веки веков! Предки Бисбернов заложили этот замок еще при Вильгельме Рыжем (Вильгельм Рыжий — король Англии 1087-1100г.)
Наружные крепостные стены, были построенные еще норманнами, а главное здание носило следы глубокой древности, и помнило времена римских колонистов. Стены, широкие в основании, постепенно суживались вверху и были приспособлены для ведения оборонительных сражений.
В углах они образовывали небольшие башенки, сообщающиеся с внутренней частью строения. Узкие бойницы защищали стрелков из лука и метателей камней. Тяжелая громада, сложенная из диких камней видна издалека. В этом замке прошла вся жизнь юной леди Эвелины Бисберн.
Если я буду лгать,
Бога гневить, воровать,
Если буду ругаться,
Дразниться и издеваться,
Нужно строго меня наказать.
Наставница добрая мать,
Если нарушу запрет,
Мне не давай обед,
Розгу возьмите тогда,
Розгой исправьте меня.
Этот назидательный стишок перед сном, как молитву, должны были повторять леди эвелина, впрочем как и все дети в доброй старой Англии
Папа из экономии средств решил не отдавать единственную дочь в монастырь, и воспитывал ее так, как считал нужным. Не удивительно, что юная леди предпочитала соколиную охоту и скачки вышиванию и чтению молитв. Неплохая наездница, юная леди неплохо стреляла из лука и даже управлялась с легким мечом, типичным оружием лучника того времени. В 1505 году девушка готовилась отпраздновать шестнадцатилетние.
Девочка, сгусток энергии и озорства, невысокого роста, и небольшой грудью, представила то, что вскоре произойдет, и ее темно-карие глаза наполнились слезами. Природа наградила именинницу ангельской внешностью и несносным характером! Она даже воровала всякую мелочь. Проще говоря, юная леди была одержима тем, что сейчас современные врачи называют клептоманией, но в те далекие времена никаких оправданий для проступков такого рода не существовало: украла, — только украла, и делу конец! Как, почему, зачем — такие вопросы для графа Бисберна не существовали, а вырастить наследницу-воровку никак не входило в его честолюбивые планы. Впрочем, доставалось девушке не только в дни рождения.
Юная Леди была нелегкой ученицей. Учителям не раз и не два приходилось браться за ореховые розги: виной тому изменчивость настроений, мгновенное возмущение всем принудительным. Если предмет был интересен, если в нем открывался простор для фантазии воображения, она стремительно овладевала им своим деятельным гибким умом.
Но если нужны были унылое терпение, упорная работа и усилия памяти, никакими способами, кроме розог, не удавалось закрепить в хорошенькой голове ни одной крупицы мудрости.
— "Конечно, всякое наказание не радует, а огорчает, но только на время, а потом те, кого оно исправило, пожнут плоды мирной и праведной жизни" (Евр. 12: 11) . — Любил цитировать ученый клирик.
Не удивительно, что при таком отношении к учебе и воспитанию орешник, разросшийся в полумиле от замка, регулярно опустошался не только для поддержания дисциплины и порядка среди замковых слуг, но и для юной леди. Впрочем, эффект был не очень длительным.
Клирик, нанятый отцом для воспитания дочери, часто вздыхал и молился Богу о ниспослании терпения: лишь только дело доходило до астролябии, цифр и латыни, мысли юной воспитанницы устремлялись к лошадям и собакам. Рассеянный взгляд и равнодушное лицо показывали учителю, что власть над ученицей потеряна. Тогда учитель напоминал стих из двенадцатой главы послания к Евреям: "Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным чрез него доставляет мирный плод праведности" — Поэтому, моя девочка, дисциплина — это необходимая мера в жизни каждого человека; она нужна для правильного воспитания богобоязненной девушки! — Добавлял клирик и брал орешник, чтобы этим надежным методом вернуть отсутствующий ум на стезю учения.
Порой бывало и так, что на девушку находило буйное настроение, она начинала дерзить и бунтовать. Несчастному клирику оставалось лишь спокойно продолжать урок, не обращая внимания на мятеж. Зато после занятий он, не откладывая, докладывал отцу о поведении дочери. Граф в таких случаях собственноручно брал пучок прутьев и приступал к делу.
— Папа, руководствовался пятнадцатой главой из Книги Притчей! (15- 24) : "Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его"!
Надо сказать, граф не был оригинален: те далекие времена не только мелкие дворяне, но даже принцы крови не раз и не два пробовали на себе крепость березовых, ивовых или ореховых прутьев. Законы доброй старой Англии, одобренные матерью церковью, были суровы, а порка вошла в систему исполнения наказаний со времен Римского владычества. Существовало обыкновение наказывать публично преступников на улицах. Толпа обожала это зрелище. При экзекуции не считали зазорным присутствовать не только простолюдины, радующиеся веселому развлечению, но и "сливки общества", являющиеся на подобные зрелища целыми компаниями. История сохранила достаточно много примеров, когда к хорошей порции розог приговаривались знатнейшие англичанки, попавшиеся, как и юная леди Эвелина, на воровстве! Так, папа решил наказыть доску по королевскому примеру. Он был свидетелем расправы, учиненной Генрихом VII двум придворным дамам, которые публично наелись вдоволь "березовой каши" за то, что стащили во дворце две суповые вазы. Холодным неспокойным октябрьским днем сумасшедший ветер метался над замком, хлестая леденящими порывами.
Молодая леди сидела в напряженном ожидании на краешке смятой постели.
— Как там писал Иероним (богослов и мыслитель 340-350 — 420- прим. переводчика.) , что не может быть стыда и вины на женском поле, к которому принадлежит Дева. Значит, нет на мне стыда за то, что придумал отец! При этом, как писал Иероним, через девственность женщина может возвыситься над своим природным положением и стать такой же совершенной, как мужчина. Правда, от том, что голых девственниц надо сечь, он не писал ничего! К сожалению Иероним и его книга не принесла девушке никакого утешения. Время, казалось, замедлило свой бег. Юная лед вспомнила, как впервые в жизни, шесть лет назад она познакомилась с отцовскими розгами.
— Я за меньшее вешал воров! — сэр Чарльз Бисберн строго смотрел на пойманную с поличным дочку. — Ты, наследница нашего рода, ведешь себя неподобающим образом! Ну что ж, юная леди Эвелина Хаксли, с этого момента наказание будет соответствующим! Ты знаешь, как по английским законам наказывают мелких воришек?
— Их бьют розгами, папа! — тихо ответила девочка, но я же не простолюдинка какая-нибудь:
— Вот именно, что не простолюдинка! С тебя, в чьих жилах течет голубая кровь Вильгельма Завоевателя, спрос двойной! Сегодня же ты познакомишься с розгами! Сказано в писании: кто жалеет розги, тот ненавидит детей; а кто любит, тот с детства наказывает! Этот стих говорит о том, что не наказывать своих детей — это ненавидеть их, но если вы любите их, тогда будете это делать обязательно!
В замке для воспитания юной леди всегда существовал запас ореховых прутьев, но только в день рождения папа подвергал дочь публичному наказанию: заранее заготавливались ровные ветви орешника, равные по длине росту девушки.
— Наказывай и не возмущайся криком его! (Пр. 19: 18) . — Граф Бисберн, большой знаток священного писания, лично отбирал среди срезанных веток те, что пройдут в качестве главного подарка. Остальные ветки тоже не пропадали: их оставляли для замковой челяди и воспитания леди Эвелины в менее торжественной обстановке!
Понятно, что юная девушка была в курсе праздничных приготовлений, и единственную наследницу графа Бисберна не ожидало на сегодня ничего приятного, несмотря на то, что этот день был днем Рождения.
— Господь да поможет мне! — шептала Эвелина слова молитвы.
Одежда девушки в честь торжественного случая состояла из подбитого мехом плаща. Кроме него на юной леди ничего больше не было. "Зачем одеваться, — думала Эвелина, — если ровно в три часа пополудни, в тот самый час, когда она родилась, меня приведут в пиршественный зал, разденут донага, а потом отец при всех нанесет шестнадцать ударов розгой! Бедная моя попа! По одному удару за каждый прожитый год!"
Девушка знала, что дочери рыцаря необходимо вынести отцовский подарок с должным послушанием и смирением: при малейшем сопротивлении или неподобающем поведении наказание могло увеличиться вдвое!
Пока леди молилась в своей комнате, в просторном, пиршественном зале, уже начали собираться члены семьи, слуги, домочадцы и знатные гости. Помещение, где собирались на праздничный пир, было построено в стародавние времена. Крыша, покрытая тесом, и поддерживалась крепкими стропилами и перекладинами.
В противоположных концах зала находились огромные очаги. Там, на вертелах слуги подрумянивали поросят. Залу было не одна сотня лет, и он еще помнил те времена, когда очаги топились без труб. Не удивительно, что от многолетней копоти бревенчатые стропила и перекладины под крышей густо покрылись толстой коркой сажи, и блестели, как покрытые черным лаком.
Многие из обитателей замка, с нетерпением ожидающие начала пира, служили семейству Бисбернов поколение за поколением, и превращение леди Эвелины из маленькой девочки в прекрасную молодую женщину произошло на их глазах.
*****
"Смотришь на женщину только для того, — думал лорд Хаксли, — чтобы усладить свое зрение и полюбоваться тем, что называется ее красотой, а извечный враг, лев рыкающий, и овладевает нами в это время!"
— Аминь! — произнес строгий, а за ним повторили все присутствующие.
Только девушка ничего не сказала, но, сложив руки, устремила глаза к потолку.
Отчетливый свист предшествовал тому, как розга с характерным щелчком врезалась крутые полушария, вызвав мгновенный прилив крови к коже и оставив быстро вспухающий темный рубец.
Лорд Оливер увидел, как обнаженные "половинки" девушки заколыхались от удара, а тело встрепенулось от жгучей боли. Бедра Эвелины выгнулись вперед, голова взлетела кверху, лицо исказилось, но только свистящий звук втягиваемого в легкие воздуха выдал страдание.
"Один!" — бесцветным голосом отсчитал сэр Чарльз Брисбен.
Первый удар "праздничной" трепки пришелся на верхнюю часть белых ягодиц, перпендикулярно ягодичной складке, разделив белую луну на четыре одинаковые половинки. Зрители тем временем, осушили кубки и наблюдали, как отчетливо видимый на трепещущем теле рубец быстро спадал и темнел.
Граф выбрал новый прут, стряхнул с него воду и, примерившись, чуть отступил назад, одновременно сместившись вправо.
Зловещий свист вновь рассек воздух, и розга вновь легла на плотно сжатые половинки, оставив новый пылающий рубец на нежной коже.
— Tete Dieu! — (Черт побери! — франц.) Лорд Хаксли смотрел, как нежное гибкое тело красавицы встрепенулось под жалящим ударом, ягодицы заколыхались, а бедра и поясница дернулись вперед подталкиваемые жгучей болью. — Ее мужество достойно святой Инессы, выставленной на позор перед язычниками!
Девушка переступила по ковру босыми ногами, и покорно вытянулась, ожидая нового удара.
"Надо же, всего за какой-то год эта маленькая девчонка превратилась в прекрасную женщину, — думал Лорд, наблюдая за наказанием, — вот уж не думал, что она может вести себя в такой ситуации с достоинством истиной аристократки!"
Второй, ярко красный рубец лег на дюйм ниже первого. Именинница стиснула зубы, подавив рвущийся наружу крик. Однако движение бедер и сжавшиеся ягодицы вновь дали знать зрителям, что девушка не осталась безучастной к отцовской расправе.
"Три!" — Чарльз сделал паузу, словно обдумывая план нанесения следующего удара.
Каждое вздрагивание жертвы вызывали в Джоне дикую похоть: тело напрягалось под ударами, но Эвелина сносила наказание с поистине рыцарским достоинством.
Не упуская из виду силу, ритм и безжалостность ударов в попытках сломить дух девушки, основное внимание он уделял демонстрации воспитательного искусства в правильном расположении рубцов на привлекательных округлостях, а также придании им надлежащего цвета и яркости, что само по себе доставляло ему, да и многим из зрителей, немалое удовольствие.
Раздался свист и звонкий щелчок, обвившись вокруг бедных ягодиц несчастной жертвы, глаза девушки широко открылись и, сдавленное "АХ!" вырвалось из судорожно сжимаемых губ.
Третья горизонтальная полоса прорезала мягкую алебастровую кожу, и отец аристократки отсчитал третий удар.
минуты наказания вести себя неподобающим образом.
"Леди Годива, наш далекий предок, могла бы гордиться ею, — думал строгий папа, — ей пришлось проехать через весь город на белой лошади в голом виде, чтобы спасти обывателей от чрезмерных налогов!"
(10 июля 1040 года леди Годива проехала по английскому городу Ковентри голой, чтобы убедить своего мужа снизить налоги для горожан. Обложивший жителей Ковентри непомерными налогами граф, издеваясь то ли над горожанами, то ли над женой, пообещал снизить их, если леди Годива проедет по городу обнаженной. Да видно плохо он знал свою жену! Гордая леди проехала по центральной площади города, заставив мужа выполнить свое обещание и заслужив любовь всех жителей города, которые во время шествия закрыли все окна. — Прим. переводчика) Теперь, позабыв о скромности, она сжимала исполосованные ягодицы, позволяя зрителям рассмотреть самые потаенные местечки в ложбинке между трепещущими очаровательными холмами.
О силе удара публику оповестило вырвавшееся из глотки мужественной красавицы захлебывающееся рыдание. Слезы брызнули из уголков плотно зажмуренных глаз Эвелины, и она сжала ладонями груди, силясь таким образом поддержать себя.
"Как великолепно она сложена, — подумал Джон Хаунтен, — прямо породистая кобылка! И ей место в моей конюшне! А все-таки хорошо, что я не Том, а Эвелина — не леди Годива!" (По легенде Том был единственным жителем Ковентри, посмотревший на леди Годиву, за что понес наказание слепотой (Прим. переводчика)
Краем глаза бравый рыцарь увидел, что лорд, сидевший рядом с ним, сжал руки в кулаки так, что костяшки на пальцах побелели.
Огненно-красные, налившиеся кровью полосы пересекали соблазнительный зад мученицы, резко контрастируя с белизной прекрасного тела.
"Четыре!" — объявил хозяин поместья.
Эвелина покорно вздернула к потолку подбородок с плотно сомкнутыми губами.
Расположение рубцов было идеальным — первый на самом верху, на том уровне, где верхняя часть роскошных бедер начинала сужаться к талии, остальные книзу от первого на одинаковом расстоянии. В то время как отец готовился к пятому, удару Эвелина склонила прекрасную головку, закрыла глаза и словно произносила безмолвную молитву.
— Эта красотка, что с таким мужеством и кротостью принимает наказание, будет греть мою постель! — прорычал Джон Хаунтен, грохнув о стол свой стакан с такой силой, что тарелка запрыгала. — Ах, чума меня забери, если я отступлю!
"Пять"
Гул одобрения раздался из толпы, увидевшей результат нового удара. Малиновый след расположился, идеально параллельно им верхним полосам.
— Барон, лорд посмотрел на своего соседа, такие речи не достойны славного рыцаря!"Клянусь тремя царями! Если она выдержит всю порку с таким достоинством и с таким христианским смирением, — красота девушки, чьи достоинства не скрывала ни одна тряпка, достоинство, с которым она переносила отцовские подарки, очаровали лорда Оливер Хаксли, — я на ней женюсь!"