— Значит, начинаем утреннюю гимнастику! — ухмыльнулся Бабаков. — Первое упражнение. Возьмись двумя руками за край. Отступи на пару шагов и ляг грудью на стол. А потом отступи еще — и повисни на руках. Корпус держать прямо.
Паренек послушно исполнил предписание милиции, и его худое мальчишеское тело распростерлось диагонально над полом.
— Молодец! — похвалил Бабаков и кивнул капитану Тихомирову: — Ну что, бери прут, Антон, да и поехали?
Громко обратился ко всем:
— Напоминаю: драть мы будем, пока пацан не скажет "хватит". Игра у нас такая. В "очко". И его окрестности:
Капитан Тихомиров гыгыкнул "в полглотки", сдерживаясь при даме.
— А если он сразу скажет "хватит"? — полюбопытствовала Елена.
— Есть риск в тюрьму угодить. Все дело — в волшебной цифре, — Бабаков указал на листок, лежавший как экзаменационный билет, заветным номером к столу.
Тихомиров, приняв розгу, помахал ею, извлекая из недовольного воздуха злобный свист. Потом, почувствовав прилив воспитательного инстинкта, пощекотал кончиком прута рыжеватые Колины вихры. Осведомился:
— Что, уже страшно?
Тот поворотил страдальческое лицо:
— Командир, ближе к теме!
— И то верно, — Бабаков, встав по другую сторону от разложенного навесу голого мальчишки, кивнул Елене: — Ты считать будешь. Вслух.
И, плавно взмахнув розгой, бросил руку вниз. Лоза обрушилась с сердитым свистом. С отрывистым "чмоком" перечеркнула безмятежную белизну грешной задницы первой розовой полосой. Будто самолет, пролетавший над Антарктидой, разлил бочку с красным вином. Так почему-то подумалось Елене. Колина Антарктида сейсмически содрогнулась, он с усилием втянул воздух сквозь сомкнутые губы: "Вссс!"
Елена громко объявила нейтральным дикторским тоном: "Раз!" И тотчас открыла рот для "Два".
Ибо едва розга Бабакова соскользнула с объекта своей агрессии, немилосердно продавив юную плоть, как взметнулся карающий прут капитана Тихомирова.
Коллеги работали слаженно, как богородские медведи. Секли ритмично, хлестко и неумолимо методично. Елене даже подумалось, что этот случай не первый в их практике и они имеют опыт подобного рода увещевания малолетних правонарушителей.
Коле же, скорее всего, ни о чем не думалось. В те роковые секунды, отмеряемые свистом розог, их смачно-хищным цоканьем по коже да его "всссСС", всс-ссё более сс-ссуетливым и ссс-сстрадальческим, сознание его всецело переместился в то место, которое, собственно, испытывало сейчас наиболее ощутимое воздействие реальности. Для философских измышлений это место годится мало.
На цифре "восемь" Еленин голос чуть дрогнул — в унисон с особо громким Колиным "всс-Ы", в котором впервые проклюнулась гласная. Паренек дернулся, покачнув массивный начальственный стол. На девятой розге он вскрикнул в голос, а на десятой — его подрагивающие колени подогнулись, опустились на пол.
— Ладно, передохнем! — объявил Бабаков.
Десять полос на тинейджерской заднице быстро вздувались, наливались лиловеющей болью.
— А может, там "5" на бумажке написано, а, Коль? — не без мрачного ехидства вопросил Бабаков.
— От вас дождешься! — сипловато усомнился тот. Попросил: — Слышь, начальник! Можно, я хоть материть вас буду?
— Да на здоровье! — великодушно разрешил майор.
А капитан Тихомиров добавил:
— Чего новое о себе — хрен мы от тебя услышим!
Бабаков взял свежую розгу. Тихомиров последовал его примеру. Эта "смена реквизита" не ускользнула от напряженного Колиного внимания. В его зеленых глазах промелькнула арифметическая выкладка: "На каждую розгу — по пять пришлось. Всего шесть их, розог. Значит, не больше тридцати?".
— Вербы за окошком — еще много! — "утешил" Бабаков, уловив ход мыслей жертвы.
— Там кровь у меня есть? — почти без эмоций поинтересовался Коля.
— Пока нет. Но будет обязательно, — "обнадежил" майор. — Если, конечно, не скажешь "стоп-игре".
— Не скажу. Давайте, фаш-шисты!
— Тогда приподнимайся обратно. А то нам неудобно: низко слишком твоя жопа.
Снова засвистели лозы. Снова послышался спорый, будто испуганный Еленин счет: теперь она уже не пыталась изобразить из себя диктора. Одиннадцать: Двенадцать: Тринадцать: — И Колина хриплая яростная ругань: "Ур-роды… Ы: бля! … козлы-Ы: бля: па-А-азорные:
Четырнадцать: — ПидаррАссы! — Пятнадцать: — СсУки драные — Шестнадцать: — вЫблядь муссорсс — Семнадцать. . — муссорская! — Восемнадцать! — СРАНЬ-МЕНТОПИЗДИЩЕНСКАЯ-СЕРО-МУДО-ЕБЛОМУСОР-ХУЙ-ВАМ-В-РЫЛО-СУКИ-БЛЯДИ!
Последний титул был озвучен почти без запинки на двух ударах, завершающих серию. Удары вышли почти синхронными, и видимо, потому особенно подхлестнули, в буквальном смысле, Колино вдохновение. Оно было оценено по достоинству.
*****
— Как-как? — посмеиваясь, переспросил Бабаков. — СРАНЬ-МЕНТОПИЗДИЩЕНСКАЯ-СЕРО-МУДО: черт, не запомнить. Записать бы, а? Коль, не повторишь?
— Да пошел ты, хуйло легавое! — в интонациях страдальца слышалась свирепость на грани слез.
— Сейчас еще всыплем — еще не так завернет. Сергей Шнуров отожмется! — сказал образованный Тихомиров, не боявшийся подставлять свои капитанские уши под новые культурные веяния.
— Кстати, коллеги, — заметил Бабаков, — обратите внимания: эту пафосную тираду он выдал, когда мы стеганули его одновременно. Может, имеет смысл так и сечь?
— Попробуем, — согласился с шефом Тихомиров, чтивший субординацию.
Теперь на измученной Колиной заднице явственно проступала сукровица. Заметив это, Елена зябковато подернулась и сказала:
— Ребят, а может, хватит с него?
Бабаков улыбнулся широко и ласково:
— Леночка! Так все ж в его руках! Коль, а Коль? Скажи: "стоп"! Я ж не мог больше двадцати прописать тебе. Честно!"На пацана отвечу".
— Еблан ты, а не пацан, — сказал Коля уже более спокойным, но оттого еще более ненавидящим голосом. — И чмо по жизни. В генералы выбьешься — а чмом останешься. И ты это знаешь. Ага?
— Ну, ты несправедлив: — попробовал Тихомиров вступиться за начальника. — Еблан бы тебя на кичу без разговоров отправил, и:
Но его прервал сам майор, устало махнув рукой:
— Да ладно! Ты бы на его месте еще не такого нагородил.
— Хорош пиздеть! — приказал вдруг секомый, решивший взять на себя роль распорядителя своей экзекуции. И решительно оторвал от пола колени, снова растянувшись в воздухе.