— Ну, отдохнула, — тут Борис взял свежую розгу, чем вызвал громкий вопль отчаяния, — тогда продолжим!
"Хороша ведь, негодница!", — подумал Борис, любуясь проделанной работой. На попе уже не оставалось свободного места, и удары пришлись чуть выше ягодиц и на обнаженные ляжки девушки.
— Ничего, — Борис решил, что последние удары должны быть наиболее сильными и болезненными, — недельку на речку не походит! А с родителями, если будут качать права, я разберусь!
Татушки наконец-то отпелись, и экзекуция закончилась вместе с последним сломанным прутом. И палачу и жертве понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя: ни тот, ни другой не представляли, каким приключением обернется сегодняшний вечер.
— Развяжи меня, — девушка немного успокоилась и теперь жалобно всхлипывала, надеясь, что наказание окончено, — пожалуйста!
— Развязать? — извивающееся юное тельце произвело на Бориса такое впечатление, что он решил не ограничиваться поркой.
"Впендюрь ей в задницу! — подумала скамейка, поняв настроение Бориса. — В качестве дополнения!"
Член в штанах давно стоял колом и упускать возможность разрядиться, когда тут такая вкусная девушка, было глупо. Тут взгляд его упал на банку с медово-прополисной мазью, оставшейся еще со времен деда Матвея, которой он мазал руки и другие места для активного долголетия.
— А вот это именно то, что надо! — Борис снял крышку и понюхал. — Думаю, она если и выдохлась, то для смазки все равно подойдет!
Отбросив розгу, он отвязал девчонке ноги, снял полностью трусики и штанишки, а потом вновь связал их лодыжками, но уже под скамьей.
"Молодец! Догадался!" — думала скамейка, наслаждаясь судорогами жертвы. — Как он ее пробрал! Мало не показалось! Жаль только, мало крови. Всего пять капелек!"
"Зачем он это делает? Неужели еще будет бить?", — Катька зажмурилась и замотала головой.
— Ну, Катенька, продолжим твое воспитание! — Борис несильно пошлепал ладонью по избитой попе. — Меня нельзя, я девочка! — заплакала Катя, догадавшись о намерениях мужчины.
— Девочкой и останешься! — Борис провел рукой по ягодицам, с удовлетворением ощущая жар исполосованного тела, склонился над бесстыдно выставленной маленькой шоколадной дырочкой, намазал ее дедовской мазью…
— Нет! — Катя попыталась сжать очко, но Борис ввел туда смазанный указательный палец до самого основания.
— Расслабься! Будет Легче! — Борис завернул крайнюю плоть, намазал мазью головку и приступил к делу.
Катенька, как только бесстыдный палец убрался из ее попки, решила, что мучительное и унизительное наказание уже позади, но тут почувствовала, как сильные мускулистые руки еще сильнее разворачивают ягодицы, и тут внезапная невыносимая боль вторглась внутрь девичьего тела.
— Нет, нет! — хрипела Катя. — Прекратите, не надо!
Капроновые веревки больно впились в тело, но скамейка и не думала отпускать Катю. Борис, навалившись сверху, не упустил возможности облапить ладонями соски юной жертвы.
"Пусть вытворяет, что хочет, лишь бы взял меня обратно в дом!", — подумала скамейка, поскрипывая под тяжестью двух тел. В свое время ее добротно собрали на шипы, но годы простоя не прошли даром, и теперь они немного рассохлись.
— Мне решать, что надо, а что нет! — мужчина, преодолев плотный охват кольца, начал двигаться, постепенно увеличивая темп, а потом тяжело задышал и навалился на нее всем телом. — Лежи, как лежала, если не хочешь еще розог!
— Мама! — Катя почувствовала внутри себя неслабых размеров орган.
— Расслабься! — Борис принялся разрабатывать отверстие, в такт своим движениям сжимая девичьи грудки.
Тут скамейка поняла, что в стонах и воплях наказанной девочки появились новые нотки. "Ну, все, сомлела девка, — вспомнила скамья, что в давние времена ее время от времени использовали и для плотского греха. — Так кричат не от боли, а от удовольствия!".
— Теперь можешь встать и одеться! — Борис расстегнул ремень и перерезал веревки.
Катя, не вставая с лавки, сдернула футболку вниз по спине и села, охнув, на скамейку. Ее лицо было красным, как помидор, глаза блестели, а слезы чудесным образом успели высохнуть. Набухшие грудки приподнялись, и Борису показалось, что соски уставились на него недоуменным взглядом.
— Можно мне в туалет? — униженно попросила она, опуская майку на живот.
— Пожалуйста! — Борис достал ведро и поставил его перед девушкой. — Садись.
Это было уже слишком, но мочевой пузырь и прямая кишка подавали сигнал о последних секундах задержки.
Катя села на ведро, закрыла глаза, чтобы не видеть лица Бориса, и расслабилась. Большего позора и унижения ей в жизни испытать не удалось.
— На! — Борис протянул одежду, и не думая отворачиваться. Он не без удовольствия наблюдал, как морщится Катенька, натягивая шорты. Трусы она положила в карман.