Баба Яга откинула в угол клюку и потянулась обеими локтями, прогнувшись в спине, утратив поэтому горб и став похожей на огромную чёрную птицу — сестрицу нахохленному ворону, что сидел пень-пнём на табуретке, нависнув большим клювом над сброшенным Нитени ало-шёлковым сподним.
— Нет, не была, — обнажённая Нитени, выйдя из навеянного транса, спокойно присела на скомканное и подложенное под себя на топчан подозрительно-серого вида собственное платье. — Я — лейтенант глубинной онейронавтики Надира-Талим. Вы просто мой сон и, соответственно, не обладаете атрибутикой собственных пространственно-временных критериев! . .
— Ну вот, уже лучше, — столь же спокойно отреагировала полуночная бабушка. — А то — "графиня"! Надо ж, удумает… Но жопа у тебя для лейтенанта всё-таки что-то слишком кругла, моя радость! Да и сиськи, при таких размерах, стоячие…
— Кто вы такая? Зачем вы меня сюда привели? — повторила со всей собранной по крупинкам настойчивостью Нитени.
— Ну что ты как маленькая, право слово же! — даже огорчилась её то ли непониманию, то ли недоверию Баба Яга. — Я же говорю тебе: я — Баба Яга! Честное слово… Мой блиц-план данного уровня — вывести тебя на свет! Или, выражаясь фигурально, научить летать…
— Баба Яга не такая! — воскликнула со вспыхнувшим пылом Нитени и даже попкой над топчаном приподнялась. — Баба Яга — заслуженный персонаж древних сказок и народных легенд! . . Потаённая лесная ведунья вне возрастных пределов… Волшебница тёмного крова… Избушка… А вы…
Нитени вдруг осеклась, неожиданно сообразив, что персонаж представший пред её исполненный научного критицизма разум обладает как раз таки всеми перечисляемыми ею атрибутами…
— Так то ты меня не узнала, потому что я в индейцев играла в лесу! — тут же принялась утешать её Баба Яга и даже по головке погладила чуть. — Смотрю — сидит и плачет бледнолицая тварь. Дай, думаю, доставлю её скальп к себе на ночлег — может поуспокоится? . .
— В каких индейцев?! Вы что! — вновь встрепенулась было Нитени на топчане, и голые сиськи её задорно подпрыгнули малиновыми от пережитых треволнений сосками.
— А что?! — Баба Яга невозмутимо принялась прибираться по хозяйству. — Я ведь не только в индейцев могу. Могу в казаков. Или в цыган. Да мало ли вольного ветру в лесу, когда бедолажствуешь одним-одинок-одинёшенька целую вечность тут уж! . .
— Видала — гомункулус! Куда ни поставлю, всё на стол лезет, только скатерть сыму! — показывала Баба Яга лабораторный сосуд с утробно прижухшим зародышем, ничтоже герметизированный посредством обрывка ветошки и грошовой пеньковой подвязочки. — Человеком будет, рано-поздно ли! . . А пока, конечно, так, тьфу, то есть шариков — про москву как столицу поёт, да общественно непристойничает… Ну всё, извини, отвлеклась! Вот те, значит, и стол. Ну-к, прогнись, самобранушка, лёгким крылом — почти гостью!
Стол как стол стал: белоснежная х/б-поверхность и ненавязчиво тонкая перемена блюд… Нитени впервые за весь этот вечер улыбнулась.
— Ну всё, голубушка, повечеряли, теперь за тобою черёд дать мне поужинать! — проскрипела обрадованно Баба Яга, когда Нитени вытерала уголочки губ белоснежной салфеточкой. — Как это молвят твари аглицкие — "eat my pussy"? Покормишь пиздой?
— С удовольствием! — Нитени привстала над столиком опьянённая и согретая и задрала одну ножку в бархатном сапожке на его высокий край: самобранка лишь пискнула, едва успев отдёрнуться чуть не опороченным своим краем…
Карга вновь осогбенилась в тёмный ком, да всей древностью и подъехала из-под низу прямо к раскрытой чуть окушерённой пизде. "Хороша! Хороша!", языком лишь причмокнула, потянула острыми сухонькими пальцами губы красотки в края — бойкая капелька сверкнула чисто хрусталь, да сорвалась с лепестков алоцветия, разбилась о пол… "У-умх, краса!", и потянулся раздвоённый жалом язык ласки-змеи от бабули из рта к молодой, да сочной расщелине.
Затрепетала Нитени вся, вся занервничала, как обратила своё внимание на ту темь, что с воспылавшим ярким огнём глазом от смеха сощуренным вылизывала ей под животом сладко-пружинную стисну. Залепеталось ей медовое "ай! Ай… Яй! . . " на губах, забился мягкий животик, потянулись обе руки к той тьме — посильнее вжать в лакомку белу-пизду… "Иссякай! Иссякай!", ей подсказывало ласково веянье от Бабы Яги, и слабела сильней всё, и нежилась Нитени до самой крайности. "Ис-ся-к. . к. . ка-ййй… х. . ", последняя нота терпения затихла, сменившись всё сметающим сокрушительным восторгом. Нитени безумно рассмеялась во весь голос и сильно задёргала задницей, вжимая в себя пылающий взгляд под исхитра прищуренным веком Яги. Баба Яга мелко подпрыгивала, в восторге тряслась и передёргивалась всей тьмой под испустившей сласто-молодкой. Нитени горячо ощутила, как вся произливается в её иссушенный жаждою рот…