— Привет, отец! — я махнул рукой.
— Привет, голубки мои! Никак в ЗАГС?!
— В ЗАГС, Юрий Семёныч.
— Значит, решили официально?! Я только "за"! Я вижу в вас истинных христиан Ларионовых, думающих не только о себе, но и о своём потомстве, которому нужны официальные родители!
— И я об этом, — подхватила Оленька, вешая на плечо спортивную сумку.
— Я всё слышал, душа моя, ты правильно говорила, умница! Иди ко мне, я тебя в лобик чмокну!
Она взмахнула руками, словно крыльями, припорхнула к отцу и откинула волосы со лба, а он — старый хрыч — нагнулся и без всякого стеснения смачно и коротко поцеловал её в губы.
Оленька ахнула и боязливо посмотрела на меня.
Эх! — крякнул отец с великим удовольствием. — Отличная девчонка, Костик! Оформляйся, не тяни!
— Никто и не тянет, — усмехнулся я. — Тянешь, по-моему, ты. Хочешь в глаз получить?
— Успокойся, ревнивец! Я же отечески! — прокатился по прихожей весёлый отцовский бас. — А ну-ка, кыш в ЗАГС! Кыш-кыш! Полетели, голубки мои! . .
Когда мы вышли из подъезда, Оленька решила осторожно внести предложение:
— Слушай, Костик, а давай всё-таки переедем ко мне на "Планерную"? Что мы всё у тебя да у тебя? Поживём с мамой, сестрой, я их так редко вижу.
— Ты чего вдруг?
— Ничего и не вдруг, — пояснила она. — Может твой отец хочет привести знакомую женщину и не знает, как это сделать, потому что мы торчим рядом, и он стесняется.
— Он стесняется? — хмыкнул я. — Если бы он хотел, давно привёл и не спросил. А потом, знаешь, когда мамы не стало, он уже много лет не о ком и думать не хочет. А чего ты про женщину? . . А-а-а, это когда он тебя в губы чмокнул? . .
— Ну да, как-то сразу мелькнула мысль.
Я успокоил, доставая ключи от машины:
— Да брось ты, он — великий актёрище, ты до сих пор не поняла? Ему бы не художником или скульптором быть, а скоморохом на сцене.
— Зачем ты так, Костик: скоморохом каким-то…
— Да в этом нет ничего обидного, Оленька. Актёры родились из простых базарных скоморохов. Ты почитай профессора Белкина, у меня вон книга есть "Русские скоморохи"
— Хорошо-хорошо, обязательно почитаю Белкина, — кивнула она и показала рукой. — Смотри, нашу япошку совсем завалило! Ух, ты, как же красиво!
Действительно мокрая осень искусно облепила жёлто-красными листьями тёмно-вишнёвую машину "Honda".
Оленька подлетела к ней и с большим сожалением сказала:
— Даже жалко чистить: Какая прелесть! . .
— Что поделать, — я подошёл и начал скидывать листья, — красота, Оленька, штука невечная.
— Костик! — попросила она, — пожалуйста, оставь на самой середине вон тот кленовый, большой и красный! Подъедем к ЗАГСу со шведской короной! Чур, я за рулём! Чур, я!
— Прошу, моя шведская королева! — я торжественно протянул ей ключи и вернулся к теме разговора, чтобы не обидеть свою девочку. — Ну: конечно: если у тебя есть желание сменить обстановку, то можем пожить на даче:
— В такую погоду?
— А что погода? С русской печкой ничего не страшно.
— Я поняла: ты никак не хочешь ехать на "Планерную".
— Я хочу, Оленька, ходить утром по квартире в одних трусах, чего не смогу позволить себе на "Планерной" , хочу спокойно сидеть в туалете с полным душевным откровением, чего также не смогу позволить себе в присутствии твоей мамы и твоей младшей сестры.
— А ты думаешь, что я не хочу ходить утром в одних трусах?
Я скинул последний лист кроме большого кленового и спокойно ответил:
— Да ходи хоть без трусов, ты же знаешь: отец никогда не выйдет, если мы просыпаемся.
— Хорошо, — улыбнулась она, — я обязательно воспользуюсь твоим советом, только тогда не грози ему пальцем и не обещай дать в глаз, если он застанет меня в таком виде…
Администратор ЗАГСа — женщина лет пятидесяти — сидела перед нами по ту сторону стола, держала в руке два фирменных бланка и, казалось, была неподдельно рада за нас, она любезно объясняла:
— Ваше стремление закрепить и упрочить свою любовь брачным союзом является естественным поступком, необходимым в жизни каждого человека! Я вас сердечно поздравляю! В этих двух документах, которые вы только что заполнили, вами сделан первый решительный шаг!
Мы внимательно слушали женщину, выпрямив спины и смирно держа руки на коленях, словно два воробушка на жёрдочке, готовых вот-вот сорваться и полететь в далёкий путь официальной жизни мужа и жены.
— Бракосочетание — один из самых ответственных моментов взрослого человека! Именно оно знаменует переход на ступень подлинной общественной зрелости, подводя каждого из вас к пониманию важнейших законов и норм, принятых в обществе, это есть выражение полной готовности взять на себя ответственность за другого любимого человека! Супружество — такое отношение к интимно-психологической, сексуальной и хозяйственно-материальной близости, которое предъявляет к людям гораздо более высокие требования по оказанию взаимопомощи, чем отношения товарищества, дружбы и тому подобное! — она улыбнулась, взяла со стола толстую книгу и протянула именно мне. — Я не буду вас задерживать, дорогие мои! Вот здесь вы найдёте очень много полезного и ценного! . .
Настроение было прекрасное.
Спускаясь на улицу по ступенькам ЗАГСа, мы вместе громко и весело читали название книги:
— "АЗБУКА СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ. ОТ Я ДО МЫ"!!!
— "АЗ-БУ-КА" , — повторила Оленька и сказала. — Ты знаешь, я почему-то сразу вспомнила Буратино! Ни продать ли нам эту азбуку и ни купить ли билеты в театр Карабаса Барабаса?!
— Ах, ты моя Буратино! — засмеялся я. — Ты моя Карабасина-Барабасина!
Я крепко обнял её, закружил, завертел, целуя в губы, нос, глаза.
— Подожди-подожди! Ты послушай, что нас ожидает! — она быстро открыла последнюю страницу и стала выкрикивать темы, придавая каждой неповторимую краску:
— СТРАННОСТИ ЛЮБВИ!
ГАРМОНИЯ В БРАКЕ!
О СЕРЬЁЗНОСТИ НАМЕРЕНИЙ!
АХ, ЭТА СВАДЬБА!
ПЕРВАЯ БРАЧНАЯ НОЧЬ!
МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ!
ПОЭЗИЯ ТАИНСТВА!
В ОЖИДАНИИ МИЛОГО АИСТА!
СЕМЕЙНЫЙ БЮДЖЕТ! … И так далее! Шутки шутками, Костик, а ты теперь за меня будешь ответственен!
— Ты тоже и прошу не отлынивать! А ну-ка вспомни, что сказал рыжий Лис маленькому Принцу?
Оленька тут же вспомнила:
— "Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил" , — и нежно поцеловала меня в губы. — Слушай, Принц, у меня до репетиции ещё полчаса, пойдем, вмажем быстро по чашке кофе с мороженым, а?
— Пойдём: вмажем:
— Да ладно тебе, писатель. Между прочим "вмажем" — литературное слово.
— А я что, я ничего. А где вмажем?
— А вон там, на углу. Видишь — "Шоколадница"…
Я поставил на круглый стол блестящий поднос с двумя чашками кофе и двумя порциями мороженого, украшенного дольками апельсина и клубникой.
— Вау! Вкуснятина! — громко воскликнула Оленька, дождавшись меня и быстро снимая с подноса горячехолодное угощенье. — Вау!
В кафе сидело ещё несколько человек, но никто не оценил её восторга, оценил только я, с умилением глядя на своё любимое чудо из чудес, и мне сейчас как никогда казалось, что Оленька соткана из множества ярких солнечных лучей.
Она съела кусочек мороженого, глотнула кофе и удивлённо уставилась на меня:
— Ты так смотришь, будто не узнаёшь, это же я, Костик, ку-ку, — и помахала ладошкой перед моими глазами.
— Узнаю: просто любуюсь:
— Нет, не узнаёшь, дай-ка я поцелую тебя, и ты сразу вспомнишь.
Я нагнулся к ней, блаженно улыбаясь и охотно поддаваясь её прихоти.
Она измазала мои губы мороженым и стала целовать, слизывая сладкую жидкость, а потом так присосалась, что я едва смог освободиться.
— Оленька… мы же не одни… шалунья ты моя:
— Да бог с ними, мы с тобой без пяти минут — муж и жена. Ты теперь-то узнал меня?
— Теперь ещё больше узнал, потому что мог остаться без губ.
— Костик, поверь, они такие сладкие, такие мягкие как мармелад, остановиться было невозможно.
— До чего же я люблю тебя, игрунья:
— Если бы ты знал, как Я тебя люблю, — очень искренне сказала Оленька. — Представляешь, когда мы сейчас писали заявление, у меня вот здесь что-то ёкнуло, — и она положила руку на сердце, — мне в этот момент почудилось, что мы плывём с тобой уже в каком-то другом измерении. И всё прошлое ушло очень далеко, то прошлое, когда хотели — встречались, хотели — не встречались, жили — не жили. А теперь совсем скоро, как многие вокруг нас люди, ты будешь мне официальным мужем с обручальным кольцом, а я тебе буду женой с таким же золотым колечком. Как здорово.