Стоящий у трубы император пошатнулся, чудом удержался на дрогнувших ногах, прикрыл на секунду глаза и стиснул зубы.
Подоспевшая наложница хотела подставить ему плечо, но он мягко отстранил Май Цзе и опять прильнул ухом к трубе.
– … то есть, моим Министром, – продолжал уверенный голос Чжоу Дуня. – Мандарина Чан Буй, как всем известно, сделает военным министром. Мандарина Хуан Ми…
– Я знаю, кем меня сделает Ван Ши Нан в случае его завтрашней удачи: стоит ли повторять? . . – раздражённо оборвал чей-то голос…
*****
– Что-о-о?! – Ольгина шея оттянулась вперёд, влажные глаза блеснули, и она переспросила. – Кто-кто я?! Дура?! Безмозглая?!
– Оля… Оленька… – он поднял руки, словно сдаваясь, и стал тихо успокаивать, – извини… вырвалось в сердцах… пойми, не хотел я… как-то случайно вырвалось…
– Дура?! Безмозглая?! – Ольга начала медленно приподниматься из-за стола.
– Оля, Оленька, извини, не сдержался, ну… – и вдруг заорал, бросив свои утешенья. – Это всё потому, что ты не хочешь писать заявление, потому что ни черта не понимаешь суть вопроса, бестолково нянчишься со своим Костиком, который испортил тебе всю перспективу, и при этом на костылях мечтаешь отправиться в Эль-Фуджейру, чтобы опозорить меня?! И кто же ты после этого как ни дура безмозглая?!
– Да пошёл ты со своей Эль-Фуджейрой и со своей новой подругой… знаешь, куда пошёл!? . .
– Догадался!
– Какой догадливый! А я сейчас же напишу заявленье именно так, как хочу и во что бы то ни стало доползу сегодня на костылях к нашему участковому, сегодня! – она ловко сунула под мышки костыли и покинула кухню.
– Оля, прекрати! Я закрою дверь на все замки, отберу у тебя ключи и никуда не пущу! Ты этого хочешь?!
Она развернулась и ответила:
– Хорошо, мне всё равно ему звонить, так я приглашу его сюда, чтобы забрал заявление! Надеюсь, милиции ты откроешь или предупредить, чтобы ломали дверь?!
– Что ты болтаешь?! ! Что ты болтаешь?! ! Да идите вы все к чёрту!!!
Он громко простонал диким зверем и влил себе в чашку одной чёрной заварки…
Я подошёл к подъезду, быстро набрал цифру сто сорок на обшарпанном домофоне, он загудел, и голос Тамары Петровны вскоре спросил:
– Кто там?!
– Костик.
– Да, Костик, жду тебя, заходи!
Раздался щелчок, и моя рука нетерпеливо дёрнула дверь.
Войдя в подъезд, я влетел в распахнутый лифт и нажал кнопку девятого этажа.
Тамара Петровна стояла на пороге своей квартиры и наглядным образом ждала меня: на широкой фигуре было чёрное платье, а на плечах висела наброшенная красная кофта, такой знак откровенного траура мне показался неслучайным.
– Добрый день… – поклонился я.
– Добрый, Костик, добрый, – она шагнула в сторону и пропустила меня.
Я тут же поглядел наверх и серьёзно спросил:
– Ваши камеры снимают?
Она сокрушённо ответила, устремив глаза в потолок:
– Все камеры заглохли! Это ужасно, мне теперь невозможно следить за уборкой своих киргизок!
– Да-а-а, беда. Но в этой технике я, к сожалению, ни "бум-бум" , – и саркастически добавил. – А вы не горюйте, ваши киргизки уже давно унесли отсюда всё что могли, – я снял куртку и быстро повесил на вешалку.
– Твой юмор меня ни капли не веселит, наоборот – настораживает, ты какой-то странный!
– Увы, моя странность ещё в том, что я сегодня без цветов и подарков. Прошу прощения, это мой умышленный поступок.
– Да какие цветы и подарки?! – громко вздохнула она. – Мне всё прекрасно понятно!
– А что вам понятно?
Она удивлённо поглядела на меня и сказала:
– А мне можно вопрос на вопрос?!
– Пожалуйста.
– Тебе не кажется, что твой тон несколько вызывающ, будто я виновата во всей вашей истории?!
– Но вы же – Ольгина мама, разве родители не в ответе за поступки своих детей?
– О, Боже! – она всплеснула руками и в отместку мне сказала с лёгкой издёвкой. – Товарищ следователь, давайте не здесь, пройдёмте в "тюрьму"!
Я хмыкнул, зашагал за ней, вошёл в богатую комнату, Тамара Петровна указала на королевское кресло и уже спокойней предложила:
– Прошу.
Я плюхнулся в него и задрал ногу на ногу.
Она же аккуратно опустила своё широкое тело в такое же кресло и начала:
– Костик, мне прекрасно понятно, что для тебя произошло ужасное и самое противное событие для всего твоего разума.
– А для вашего, простите?
– И моего отчасти.
– Почему отчасти?
– Дорогой, не надо перебивать и бежать впереди паровоза.
– Извиняюсь, – ответил я, хотя совсем не извинялся, а продолжал свои надменные выпады.
– Ты думаешь, когда Ольга рассказала об этом – по моей душе разлился бальзам? Да я тут же упала пластом, заболело сердце, поднялось давление, мне так стало плохо, хоть бери да помирай у неё на глазах, ты себе представить не можешь.
– Я не могу себе представить, как вы могли скрыть от меня то, что узнали, почему смолчали и не забили тревогу во все колокола, ведь это касалось нашей с ней жизни и любви.
– И что бы изменилось? – спросила она обречённым тоном. – У них же эта связь ни день, ни два, ни три, а вон с каких пор длится. Я же себе и помыслить не могла, мне Ольга рассказала перед самым отъездом в Петербург.
– Вот именно, в Петербург, а не на сборы в Астрахань, – резонно добавил я и наклонился к ней, напирая на своё. – Почему вы скрыли от меня, когда вам стал известен этот гнусный обман? Вам было наплевать на Костика, да? У вас хотя бы чуть-чуть трепыхнулась совесть по отношению ко мне после того, что совершила ваша дочь?
Она воскликнула, хлопнув ладонями:
– Боже, да я совсем не собираюсь просить у тебя прощенье за свою дочь! Родители, конечно, отвечают за поступки детей, но не за такие, тоже мне "поступок"! Ты сначала в себе разберись!
– Я уже разобрался.
– Вот-вот! – она начинала кричать и ёрзать в кресле. – И хорошенько поразмысли, чем ты занимался все эти годы до вашего похода в ЗАГС, своей писаниной или Ольгой?!
– Прошу до моей писанины не прикасаться.
– Боже, я прикасаюсь до его писанины! Да я бы с радостью прикоснулась до вашего ребёнка, которого ты прошляпил в первую очередь, сиднем просидев у компьютера! Как говорил один чеховский герой – "молодую женщину надо обрюхатить и этим самым привязать к себе"! Грубо, но по жизни верно!
– Спасибо за советы чеховского героя, большое спасибо.
– На здоровье, тебе ещё дать советы великих писателей?!
– Лучше несколько коротких ответов на мои вопросы, и я – ушёл отсюда.
– Хорошо! Я готова слушать, только быстрей и не больше трёх вопросов иначе у меня голова заболит! – и она дотронулась толстыми пальцами до своих висков, сощурив глаза.
– Почему вы всё-таки сразу не сообщили мне?
– Потому что Ольга слёзно просила тебе не говорить! Дальше!
– Ваши первые действия после услышанного.
– Крик!"Это непристойное поведение сродни глупой и легкомысленной девчонки! Какой позор и ужас! Разве это моя дочь?!" , именно так я кричала, хватаясь за таблетки и корвалол!
– А что Ольга?
– Она ревела и твердила: "люблю Юру, но ужасно стыдно перед милым Костиком"!
– Ей "стыдно перед милым Костиком" , ёлки-палки, как же таким стервам легко живётся.
– Но-но, поосторожней! Она моя дочь!
– И моя законная невеста, в которой я видел свою настоящую жену, глупец.
– Если глупец, так возьми себя в руки и начни жизнь заново без моей Ольги!
– Именно это я и собираюсь сделать.
– Наконец-то! – она всплеснула руками. – Наконец-то я слышу слова не мальчика, а мужа… я имею в виду мужчину! Правильно, Костик, начни новую жизнь и успокойся, ничего страшного не случилось! Ты просто не знаешь, какие бывают роковые влюблённости?! О-о-о, Боже мой! Люди так влюбляются, что бросают свои семьи, а у вас ещё и свадьбы-то не было! Пока ещё не поздно, найди себе другое утешение, Костик!
– Секунду, – перебил я, – как же вы можете такое говорить? Вы же сами благословляли нас на законный брак и были безумно рады нашему заявлению в ЗАГСЕ?
Она помолчала и на удивление мне спокойно ответила:
– Потому что не хочу, чтобы ты мешал Юрию Семёнычу и моей дочери, я поняла, что он предложил ей более интересную и разнообразную перспективу, чем ты, который предлагал смотреть только на свою спину за письменным столом. Когда я несколько дней валялась в постели с таблетками и корвалолом, я о многом мучительно передумала, и мои первые слова о "позорном и непристойном поведении легкомысленной девчонки" мне показались совершенно пустыми, Боже мой, какими же пустыми. Ведь Юрий Семёныч предложил ей ВЕСЬ МИР. Я не собираюсь уточнять подобную аллегорию, умный да поймёт, глупец даже ни одной извилиной не шевельнёт. И потом, Юрий Семёныч не совершил никаких родственных безобразий, он же тебе не отец.
– Благодарю, мне вполне ясна позиция МАМЫ, и я готов бежать отсюда сломя голову, закрыв лицо, глаза и уши. У меня возникло желание глубоко вдохнуть свежего воздуха, у вас тут ужасная духота и затхлость.
– А нет ли желания послушать про Ольгины ноги? – резко остановила Тамара Петровна.
Я уже спешил покинуть комнату, но замер и насторожился.
– Все ноги в бинтах, в руках костыли, – она плаксиво шмыгнула носом. – Да повернись же ты и послушай, Боже мой.
Я медленно повернулся.
– Почему… в бинтах… и костылях? . . – осторожно спросил я.
Она достала платок и промокнула глаза:
– А ты не в курсе?
– Нет…
– Ольга с Юрием Семёнычем попала в автомобильную катастрофу, возвращаясь из Петербурга. Она совсем не сгибает ноги, а Юрий Семёныч охромел так, что ходит дряхлым стариком.
Я внутренне облегчённо выдохнул и хладнокровно ответил:
– Ну что же, скоростная трасса Петербург-Москва очень опасна, остаётся только сожалеть, что наши общие знакомые так неосторожны.
– Радуешься? Небось, думаешь – вот она, Божья кара? Небось, доволен? – и она со злостью посмотрела на меня.
– Доволен. Насчёт Божьей кары – не знаю, а справедливость существует.
– Ну и давай, беги отсюда! – опять крикнула Тамара Петровна, тараща на меня глаза, словно сумасшедшая. – Беги-беги! И пусть тебе твой свежий воздух застрянет в горле осиновым колом, бездушный твердолобый сухарь!
Я до предела возмутился и хотел немедленно ответить, чтобы поставить на место чёртову мамашу, но в этот момент сильно хлопнула входная дверь, на порог комнаты влетела Наталья и беспокойно спросила:
– Что такое?! Что за крик?! Ой, Костик, привет, давно не виделись!
Она чётко соблюдала конспирацию.