— Вот это мужик, я понимаю, вот это разговор!
Я рассмеялся, и отвел связанного племяшку в большую комнату, где уже сидели его родители. Минут через 5 подошла и тайно вызванная нами Юлька — старшая сестра Севика.
— Что за секреты такие, зачем соска, чепчик? — начала она расспрашивать прямо с порога. Но я попросил ее отложить вопросы на потом, просто присоединиться к нам, и ничему не удивляться.
Надев на Севу младенческий чепчик, который Юля позаимствовала у своей новорожденной дочки, я привязал к тесёмкам резинку от трусов, и завязал ее у парня под подбородком. Потом вставил ему в рот соску, и также зафиксировал ее резинкой — чтобы парень не смог ее выплюнуть. Севка заулыбался — "Прикольно!". Сказав, что скоро ему станет совсем не прикольно, я спустил с юноши штаны и трусы, обнажив его круглую вкусную попу, и большой сочный член. Глупый пацанчик замычал что-то сквозь соску, но я шлёпнул его по щеке — мол, не возникай, не дергайся:
— Ты ж слово давал, какой ты мужик после этого? Пидором будешь?
Севка надулся. Все трое наших родных наблюдали за происходящим с брезгливым интересом.
Наклонив Севку раком над столом, я приказал ему стоять так, а сам отправился за клизменными принадлежностями. Вскоре на столе, рядом с племяшей, уже стояли полное ведро с холодной водой, мыльница с мылом, спринцовка, и рулон туалетной бумаги. И еще — старый детский горшок, которой Лизе удалось отыскать по моей просьбе где-то на антресолях.
Не говоря ни слова, я намылил попу Севке, и принялся вливать туда спринцовкой воду из ведра. Парень снова зашепелявил что-то, и сделал попытку выпрямиться, но я с силой ударил его по заднице — "Не дёргайся!". Вскоре вода из жопы пацана уже капала на пол, и он, смешно причмокивая соской, ныл, упрашивая меня отпустить его в санузел. Но я не обращал на это внимания, и продолжал вливать воду. Когда, по моим подсчётам, внутри племянника уже плескалось литра 2, 5 — он не выдержал, и выпустил из очка небольшую струю прямо на пол.
— Фу, ну что ты делаешь, Сев? — сказал я и, прижав парня посильнее за шею к столу, шлёпнул его под зад. Мышцы промежности у юноши сразу сократились, и он перестал лить воду. -Стыдно тебе? Ну вот, я же обещал! А дальше еще стыднее будет! Гляди — папа на тебя смотрит, мама, сестра…
Я больно пошлёпал племянника по ягодицам, чередуя правую и левую половинки, и снова взялся за клизму.
— Не надо, дядь Гриш, ну пожалуйста! — замычал оболтус.
— Ну как это "не надо"? Надо, засранец ты мой маленький, надо!
Через минуту парень не выдержал, и громко пердя, начал просираться. Я быстро подставил под него горшок. Потом несколько раз сильно ударил его под жопу, и нарочно попал один раз по яйцам — чтобы анус юноши опять сжался от боли, и он прекратил на время калоизвержение. Засопев, Сева меня понял, и сделал паузу — я вынес горшок.
Заканчивал опорожнять кишечник юный алкоголик уже сидя на горшке, как маленький.
— Фу, как нехорошо! — продолжал стыдить его я, подтирая трясущуюся от стресса мальчишескую попу. — Позор! Ну просто позор настоящий! Будешь бухать ещё?
— Нуэеет! — промычал Севка.
— "Нуэеет"! — передразнил я племянничка. — Все так говорят! Так я и поверил тебе!
Я во второй раз намылил парнишке задницу, и снова закачал в него из ведра литра три. Потом взял ремень, и жестоко отстегал его по заду. Сева кряхтел, стонал, вертелся, но я крепко держал его, выворачивая связанные руки. Севка уже завыл, умоляя меня прекратить экзекуцию. Но я только молча натянул ему на ноги те самые белые трусики. Надевать их на попу я пока не стал — и влил в моего сексуального пленника всю воду из ведра, до конца. Парень жалобно заскулил, зажмурился, и задёргал ногами. И только тогда я полностью натянул на него трусы, и посадил моего нижнего на горшок.
— Давай. Сри под себя.
Племянник выпучил глаза, и отрицательно замотал головой.
— Сри давай, говорю! — я дал ему подзатыльник. — Не отпущу, пока не просрёшься!
Севик начал бормотать что-то невнятное, но я не слушал — я просто наклонился, и стал с силой сжимать ему живот пальцами. Оболтус не выдержал и, громко пукнув, обосрался прямо в трусы. Вода из его жопы проходила через ткань относительно свободно, и сливалась в горшок. А остатки дерьма из кишечника застревали в трусах, заставляя хулигана краснеть, и до боли сжимать зубы от стыда и ужаса. Измазанный мною в говне севкин член торчал из трусиков, "глядя" прямо на родителей.
— Ну вот, теперь ты точно похож уже на пиздюка безмозглого обосравшегося! — довольно объявил я. — Ты и есть такой на самом деле. Всякую хуйню себе в рот тащишь, дерёшься, и стёкла бьёшь. Еще раз напьёшься, или набедокуришь там чего-нибудь — родители твои всем дружкам твоим расскажут, как мы тут воспитывали тебя сегодня. Понял? А будешь хорошим мальчиком — не расскажут. Всё, иди — отмывайся.
Я развязал Севку. Заплакав от обиды, парень собрал по моему приказу всю испачканную посуду, вытер собственными штанами пол, и убежал в ванную…
Вечером я подошёл к нему, когда он тихонько рыдал на своей раскладушке.
— Дядь Гриш, что ты сделал! — всхлипывая, прохрипел парень.
— Ничего-ничего, Севик. Это на пользу тебе пойдёт, — я похлопал парнишку по щеке, и чмокнул его в уголок рта…
На другой день я уехал домой, посоветовав на прощание брату повторять, если что, процедуру клизмирования…
А примерно через месяц Севик приехал ко мне в гости сам. Как снег на голову, нежданно-негаданно. Сказал мне, что процесс его перевоспитания продвигается хорошо, отец один раз уже наказывал его клизмой, и заставлял пачкать трусики. Однако племяш признался, что он всё-таки пару раз, тайком от родителей, слегка напился и похулиганил. Но признаваться в этом папе или маме, сказал паренек, он не хочет — чтобы не огорчать их. А наказания он всё-таки заслуживает. Короче, Севка попросил меня наказать его. Как тогда, у них дома…
Парень остался у меня гостить на неделю. И так получилось, что на 5-й день он уже подставлял мне свою попку НЕ ТОЛЬКО для клизмирования. Как это вышло? Долго рассказывать. Но с племяшей мы с тех пор подружились, и часто ездили друг к другу в гости!