Зарядку проводила высокая красивая женщина в белом халате. Я залюбовался её сильным телом, лёгкими и чёткими движениями. Она мне нравилась больше всех, даже больше Наташи, хотя была совсем не похожа на мою хрупкую маму. Может быть — это потому, что больных подсознательно тянет к физически здоровым людям?
Большинство медсестёр стояли в первых рядах, как бы показывая пример пациентам. Если у врачей халаты застёгивались спереди на пуговицы, то абсолютно у всех медсестёр и нянечек халаты были без пуговиц и запахивались сзади. На сестринских халатах спереди были нашиты карманы, которые делали белую тонкую ткань непрозрачной в районе груди. В это жаркое лето почти все медсёстры, даже пожилые, под халатами лифчиков не носили, а многие не надевали и трусов.
Зиночка стояла прямо перед нами с другой молодой сестричкой, видимо, своей подружкой, у которой юбка была даже ещё короче, чем у Зиночки.
У одной женщины полы халата разошлись снизу, но она продолжала старательно делать "повороты туловища", видимо ничего не замечая. Волосы внизу живота у этой женщины были ярко рыжими, как и у Наташи, и просто светились под лучами утреннего солнца.
Когда все стали выполнять наклоны, зиночкина попка, обтянутая беленькими трусиками, полностью высунулась из-под халата. Тем не менее всеобщее внимание было приковано не к ней, а к её подруге, из под халата которой при каждом наклоне почти целиком выглядывали розовые кругленькие ягодицы, не прикрытые никакими трусиками. Двое пацанов рядом со мной возбуждённо шушукались: "Во, Латышка даёт! Опять без трусов!" — "Да не, это они у неё в жопу врезались!" — "А спорим!" — Странным образом вокруг девушек оказывалось всё больше парней и молодых мужчин, хотя все продолжали делать наклоны и никто как будто не двигался. Подруги же, не прекращая упражнений, всё время о чём-то оживлённо переговаривались, периодически смеясь, и были так увлечены, что ничего вокруг не замечали, выставляя свои прелести на всеобщее обозрение.
Наклоны кончились, зинина подруга засунула пальчик себе в попку, вытащила оттуда жгутик ткани и расправила его, все увидели какие-то ветхие голубенькие трусики. Среди мужчин пронёсся вздох разочарования. Тут её окликнула пожилая нянька: "Латышева, ты бы хоть чуть подлиннее юбку носила, ведь все трусы видать!" — "Нина Фёдоровна, я лучше завтра трусы покороче надену, а то у этих штанины длинные!" Голос у девушки оказался звонкий и приятный. Стоявшие вокруг так и прыснули от смеха, девушки оглянулись и одёрнули халаты.
После зарядки и завтрака всех загнали по палатам — начинался утренний обход. Женщины в одних сорочках легли на свои койки. Я решил штанов не снимать и тоже лёг на свою.
Обход по своей торжественности напоминал парад на Красной площади. От обилия белоснежных халатов у меня даже в глазах зарябило.
Тамару попросили снять сорочку и ещё раз осмотрели её единственную грудь, причём один из врачей что-то быстро говорил на непонятном языке, остальные дружно кивали. Наконец, представительный мужчина, как мне показалось — самый главный, взял её за руку и проникновенно сказал: "Ну что же, вы у нас боец испытанный, всё понимаете, готовьтесь на завтра! Удачи вам во всём!"
Ко мне на койку села аккуратная и обаятельная женщина средних лет: "Здравствуй, Дима, завтра я буду делать тебе операцию! Я вижу — ты герой, не испугаешься?" Я почему-то сразу проникся к ней доверием и сказал: "Конечно, нет! Мне уже миллион промываний делали — знаете, как больно!? А я почти и не плакал!" Все улыбнулись, а женщина всполголоса сказала: "Готовим Уткина на завтра — девочки, проследите!" Процессия перешла к следующей койке.
В палату буквально ворвался какой-то представительный мужчина в очень высоком колпаке: "Иван Денисович, простите, что прерываю обход, но у нас ЧП — военкомат ещё пятерых прислал!" Главный как-то устало снял очки и начал их протирать: "Да, мне звонили из райкома… " — "Но куда, КУДА???!!! Уже и коридоры все забиты, а ведь если занять и процедурные, то можно закрывать больницу! Да у меня уже просто коек нет, их физически нет! Вчера двух почечников на каталки положили! Мужское отделение просто переполнено, вчера и так выписали даже тех, кого просто нельзя было выписывать!" — "Я пробовал аргументировать, но у них осенний призыв горит. Методы испытанные — "Партия сказала"! А уж средств давления у них предостаточно — грозились пятерых докторов послать на офицерские сборы немедленно — не угодно ли, Анатолий Илларионович? В общем — сопротивление бесполезно, будем делать так — подберите мне десять человек молодых интеллигентных ребят — будем переводить в детские палаты к мальчикам. Да, я сказал не пять, а десять — вы же не думаете, что завтра это кончится? А без резерва зашьёмся. Далее — сегодня выписываем кого только возможно из женского и детского отделений. Вот, например, Марья Сергеевна у нас молодец, планировали на послезавтра, но ведь пару уколов вы и в поликлинике получите?! Марья Сергеевна — если мы вас уже сегодня выпишем, возражать не будете? Только договор — три дня на огород ни ногой! Ну вот и чудненько — звоните родным — да, прямо сейчас можно, идите! Исаак Абрамович, зачем вы собираетесь возражать — вы же не хуже меня знаете, что через пол года она опять к нам вернётся! Далее — на женские места кладём старших девочек. Ну а тихих малышей — да вот хоть таких как этот, будем класть к девочкам. Скажи, казак — ты же девчонок не боишься?" —
Я четко слышал все произносимые слова, но в моей семилетней голове они никакого смысла не обретали. Я лишь пытался определить — кто из них добрый дядька или тётенька, а кто злой. Но последний заданный вопрос я понял вполне, и задорно ответил: "Ну конечно нет!" — а все улыбнулись. Хотя, по-правде говоря, мне уже не раз доставалось от больших девчонок "по шее" (а чаще — по совсем другим местам, ну вы понимаете!) . Но не буду же я в этом признаваться в таком обществе!
"Раиса Семёновна, Эмма Васильевна — подготовьте распоряжение, это по вашей части!"
"Нет — я, конечно, извиняюсь, но вот совсем ведь рядом, у моего шурина на Украине в детском отделении — общие палаты: и пацаны, и пацанки — все вместе лежат! И им положены детские трусы и майки — а мне нет! Шут с ними, с майками — дайте мне фонды на трусы, 300 — 400 детских трусов, и ложте их всех вместе за ради бога! И нет проблем! И у нас ведь такой инструкции нету, чтобы были девчачьи и мальчиковые палаты! Чёрным по белому написано: детские, ДЕТ-СКИ-Е!"
"Егор Кузьмич, глагола "ложить" в русском языке нет, есть глагол "класть"! И не поднимайте, пожалуйста, вопросов, в которых вы некомпетентны! Вы представляете себе, что такое нефрология? Я столько лет добивалась, и добилась, наконец — у меня все дети перед обходом уже без трусиков, и я этим горжусь! Они готовы к осмотру! Вы представляете, сколько времени уходит, если мне с каждой штаны снимать — они же неловкие, да ещё и больные, это же ДЕТИ! То есть плюсуйте на каждый обход лишний час — это минимум! А кто заплатит, спрашивается? А когда же работать? — С другой стороны, если я в этот малинник положу мальчиков — это как же я смогу девочек осматривать? У старших груди больше моих, менструации, волосы лобковые растут — а мне каждой надо, пардон, вылагалище осмотреть — это что же за водевиль получится? Короче — если подобные вопросы ещё раз будут затрагиваться без учёта мнения специалистов, я просто не смогу здесь больше работать! Это пустая трата времени, мне надоело прошибать стену лбом — уж я найду себе применение в другом месте, будьте уверены!"
"Анна Арамовна, не надо кипятиться понапрасну! Каждый вправе высказать своё мнение, но пока главврач — я, а вы мою политику знаете! Не будем превращать обход в профсоюзное собрание! Никто не собирается трогать урологию с нефрологией и тяжёлую хирургию! Речь идёт о терапии, лор-отделении и лёгкой хирургии! Это двенадцать девчоночьих палат, в каждую по маленькому тихому мальчику — давайте попробуем! По одному, и только по одному — я это подчёркиваю! Двое — это уже коллектив, последствия непредсказуемы! Есть ли другие конкретные предложения? Никто не возажает? Решение принято единогласно!"
Вперёд опять высунулся Егор Кузьмич: "Я всё-таки насчёт военкомата скажу! Хрен с ними, пусть насилуют! Но давайте хотя-бы потребуем компенсацию! У нас же семнадцать унитазов надо срочно менять — семнадцать! И пора хотя бы перегородки в туалетах поставить — ведь у нас даже в женских туалетах нет перегородок!" — "Ну так радуйтесь — матюги писать не не чем!" — "Нет уж, извините — в прошлом году мы на ремонт туалетов выделили всё, что могли и даже больше. Бачки заменили? — Заменили! Раковины с кранами — все новые! А ведь на эти деньги как раз рентгеновскую установку новую можно было перехватить у Кригеля! Больше этого не будет, хоть режьте! Прежде всего — лечебный процесс, попрошу этого не забывать! А естественные надобности можно и в судно справить, у наших дедов вообще канализации не было! Ладно, допекли вы меня — хотел вам сказать после обхода, но раз уж разговор зашёл — нам выделили деньги на проектирование нового корпуса, вчера вечером я все бумаги подписал у Егорова! Акопян сейчас в проектном институте согласовывает смету". Все вначале опешили, а затем удивительно дружно, буквально в один голос проскандировали: "Ура, ура, ура!!!" — "… Так что, коллеги — сами понимаете, никаких трусов и перегородок, экономить будем на всём, но курпус построим через два года, и не днём поздже, я просто костьми лягу!"
*****
После окончания обхода женщины долго продолжали обсуждать многочисленные новости. Вдруг в палату влетела Зиночка: "Комарова, Узденова — в процедурную! Ароян, Ющенко — приготовиться! Остальные свободны до обеда!". Женщины стали собираться на прогулку. Я спросил Катю: "А мне что сейчас надо делать?" — "Как что — гулять пойдём! И лягушонка своего бери!"
(Продолжение следует)