*****
Только три обстоятельства смущали Порогина: первое — дьявольские вопли где-то за стеной, второе — то, что рассуждая, профессор постоянно поглядывал на его новые ботинки; и третье, самое неприятное — это нежное, отцовское обращение в адрес полковника УГРО, вроде такого: "Да что вы говорите!" или еще хуже того: "Не волнуйтесь, деточка."
— Что это там у вас за крики за стеной? — шепелявя, прервал профессора Порогин.
— А-а, — сказал тот, — это электрошоковая терапия. Забавная штучка. Правда, бывают летальные исходы, но мои коллеги пишут научную диссертацию. —
Но ведь, — озадачился Порогин, — эти ваши научные шоки запрещены во всем мире, была Женевская конвенция…
Профессор опять погладил его по голове и ласково ответил:
— Да вы не волнуйтесь, деточка, у нас ведь не Женева.
— А скажите, профессор, в вашей клинике есть по-настоящему больные?
— Да как вам сказать? Придуряются все больше, на себя нагоняют. Но ведь и мы не лыком шиты; после наших препаратов симулирующие пациенты напрочь забывают свое собственное имя.
— Такое, я слышал, делают в спецлабораториях ЦРУ — содрогнувшись, прошипел Порогин.
— Что вы, что вы, — обиделся профессор, — у нас все гораздо современнее. Наука, деточка, не стоит на месте.
Наконец Порогин выключил магнитофон с необходимой научной информацией, попрощавшись с профессором за руку; направился было к двери, как вдруг застыл от неожиданных слов последнего:
— Вы за сколько покупали ваши ботиночки?
Обескураженный Порогин назвал цену.
— Дороговато, дороговато, деточка. Вы мне их за полцены не уступите? У вас какой размер?
Порогин побледнел и, отходя к двери, прошамкал что-то совсем несвязное.
— Нервы, нервы, деточка, — улыбнулся профессор, — ничего, ступайте с богом, и, когда вздумаете, приходите еще, мы вам всегда будем рады.
Только в кабинете у Босса Порогин стал немного приходить в себя. Дурдом, а в особенности профессор, подействовали на него как тепловой удар.
Босс, надувшись, вытирая пот со лба, внимательно слушал только что зафиксированную Порогиным беседу с профессором.
— С ума сойти можно, — наконец вымолвил он, — тут без пол-литра не разберешься. Ахинея какая-то. Послушай, Порогин, чего это он тебя все время деточкой величал? Пидер, что ли?
— Похоже на то, — страдальчески улыбнулся Порогин, — и еще, по-моему, он ненормальный.
— Ненормальный он или нет, — нравоучительно вставил Босс, — а вот в нашем карцере ему побывать не мешает. Слышали эти крики? Вот садист. Я бы ему показал "научная электрошоковая терапия".
Потом Босс рассмеялся и, хлопнув Порогина по плечу, сказал:
— У них там электрошоковая, а у нас уксусная терапия. Ты свободен, деточка.
Часть III.
НЕЗНАКОМКА.
*****
Дом, и которому причалили блюстители порядка, представлял собой маленькое, покосившееся деревянное здание, однако с тяжелыми ставнями. Чуть поодаль стоял съежившийся сортир. Из-под ставень дома в ночной мрак пробивались желтые жала света.
В мгновение ока домишко был окружен тройным железным кольцом.
Порогин и Босс, держа на изготовке магнумы 44 калибра, тихо приоткрыли калитку, и тотчас дорогу им пересекла серая тощая кошка. Она завертелась волчком и вертанула по направлению к дому.
— Тьфу ты, дрянь примета, — выругался Босс, а Порогин вдруг почувствовал, что бледнеет. Ноги у него заходили ходуном.
— Да, Порогин, — остановился Босс, — мы с тобой люди романтические и сентиментальные. Эх, стихи бы нам писать, а не этим делом заниматься. Эй, ребята, валяй на приступ замка! — распорядился он.
Пятеро вышибал двинулись к входной, закрытой на засов двери. Один из парней стал пунктуально прикладываться к ней ногой, так, что задрожали за тяжелыми ставнями стекла.
— Кто там? — раздался за дверью робкий женский голос.
— Открывай, баба, милиция!
— Ну уж нет, — голос женщины сделался упругим, — он всю ночь занимается, а если кто его потревожит — башку свернет!
— Отдай нам своего мальчика, псина, а не то дверь высадим, — и дом вновь задрожал от страшных ударов.
— Крепкая дверка, — сказал один из пятерых, — ну-ка, ребята, попробуем вместе!
Раздался грохот и треск, дверные петли жалобно взвыли. Еще один сокрушительный удар развалил дверь на две половины.
В то же самое мгновение на порог, словно молния, вылетел человек и окатил какой-то жидкостью из ведра всех оперсотрудников. Крепко пахнуло бензином.
— Получайте, скоты, — раздался глухой, картавый голос.
Зажженная спичка резко вылетела из его рук. Все пятеро взвыли, как животные. Через мгновение они вспыхнули и, превратившись в живые факелы, с воплями заметались по двору. Тотчас в руках у оскалившегося гостеприимного человека оказалась огромная пешня, которой он вертел словно легкой английской тростью.
— Ну что же вы, берите меня! Кто еще?
В багровых отсветах пламени лицо хозяина дома в этот миг было лишено всякой миловидности. Под всклокоченными бровями сверкали обезьяньи глазки, с выпяченной огромной губы капала бешенная слюна. Он напоминал героя — большевичка из патриотического фильма.
Вооруженные люди вздрогнули, вскинув на прицел автоматы, и отступили на несколько шагов.
— Огонь! — как из болота выплеснулся вопль Босса.
Тотчас пламя из пятидесяти стволов ударило по человеку-дьяволу и его дому. Дом содрогнулся, ставни отлетели, как будто их снесло ураганом; посыпались стекла.
Но человек с пешней бросился грудью на извергающие огонь автоматные стволы и пошел крушить своим орудием направо и налево. Все превратилось в омерзительное кровавее месиво.
— Босс, Босс! — орали люди. — Его пули не берут, это сам дьявол!
Не успел перепуганный до полусмерти Босс что-то крикнуть, как окровавленный, взбешенный человек оказался возле него и Порогина.
Он уже размахнулся своим оружием, чтобы размозжить черепа обоих палящих в него коллег, как вдруг Порогин, отбросив свой бестолковый пистолет, со всей животной силой примочил тяжелым сапожищем в паховую область человека-гориллы.
Это произвело сверхъестественный эффект: пешня выскочила из могучих рук нападающего, и он скорчился со страшным тигриным воем.
— По-маленькому, маленькому, — корчась, выдавливал он из себя. Из-под огромных семейных трусов по коротким ногам извиваясь, потекла струйка крови.
— Наручники! — крикнул задыхающимся голосом Босс.
Человек-зверь, подпрыгивая на двухметровую высоту, бросился к близстоящему сортиру. Дверь завизжала и захлопнулась за ним.
— По цели, гранатами — пли! — рявкнул Босс, и в сортир полетело с десяток гранат.
В ночи раздались такие раскаты, что людям, упавшим на землю, показалось, будто небо обрушилось на них. Сортир разнесло в щепки, из отходной ямы волной выплеснулось дерьмо; изуродованное безжизненное тело сверхчеловека, сделав в воздухе мертвую петлю, тяжело грохнулось на землю.
— Вот так-то, — оправляясь от стресса, пошутил Босс, — полетали и приземлились. А теперь, ребятишки, огнеметом по этой развалине! — и он ткнул пальцем в направлении дома преступника.
— Босс, там его баба, а, может, и дети! — стараясь перекричать перепуганных соседей, выскочивших на место жестокой бойни, орали сотрудники.
— Плевать! Я же сказал: огонь!
Из жерла огнеметов вырвалось всепожирающее пламя, и дом через несколько секунд уже полыхал, извергая огромные снопы искр. Все смешалось: вопли жертв, гул и грохот залпов.
ЧАСТЬ V.
МЭРИ.
Вечером Порогин смотрел на улыбающееся лицо Босса по телевизору.
О, это был великий сказочник!
— Все путем, ребята, — как всегда бодро произнес он. Убийца пойман и уже аннулирован. На деле оказалось так: мы арестовали его ночью, спокойно, без всякого шума. Правда, ходят там всякие слухи, что, мол, стрельба, жертвы, пожары. Ничему этому не верьте. В завершение хочу сказать следующее: когда мы с товарищем Порогиным привезли этого садиста-хлюпика в отделение, он во всем нам сразу признался, стоя на коленях. Хочу сразу покаяться, ребята, хоть я человек и мягкий, а все-таки хлопнул по его ломброзианской физиономии — пощечину, ну и тут, и тут… У него не выдержало сердце. Да кто бы мог подумать!? В данный момент его труп находится в морге кафедры судебной медицины. Вот, собственно, и все, ребята, спите спокойно.
Порогин пододвинул к себе вторую бутылку водки и пробормотал: "Спокойно, как же, спокойно, — в голове его носились жуткие мысли. — Нет, нет, — говорил кто-то в нем,- Мэри жив. Кошка, эта кошка… сказала же мне кривоногая дама, что знает, в чем спрятан секрет его жизни, секрет его жизни… Вернее, она хотела сказать, но, но … не успела. Он живой, живой, там, на секционном столе морга".
— Порогин!- грозно прозвучал в его голове голос. — Ты сегодня же должен с ним разделаться, или сейчас, или никогда.
Порогин, покачиваясь, подошел к своей супруге, которая лежала в постели и чего-то от него ждала. Но он прервал ее сладкие ожидания словами, которые опрокидывали напрочь все эротическое:
— Где наш топор? — с трудом ворочая языком, прошамкал он.
— Господи, что ты надумал? — вытаращила на Порогина свои черные плотоядные глаза жена.
— Лежишь, продолжение рода, у-у, рожа! — сказал Порогин, и, криво усмехнувшись, пошел в прихожую.
За полированным ящиком лежал приличных размеров топор. Он взвесил на ладони его тяжесть, и опять услышал чей-то голос изнутри: "Или сейчас, или никогда, — он жив".
Не успела перепуганная и злая супруга обозвать его придурком и импотентом, как дверь за Порогиным, хлопнув, защелкнулась.
Держа за пазухой завернутый в мешковину топор, он резким движением слегка пораненной руки остановил такси:
— 20 лет ВЛКСМ, кафедра судебной медицины,- выдохнул он из себя.
Водитель даже не оглянулся на него и равнодушно ударил ногой по газу.
Через пять минут машина притормозила возле старинного здания. Порогин расплатился с таксистом и направился к центральному входу в морг.
Он нажал кнопку звонка и, покачиваясь, стал ждать.
"Только держи себя в руках!" — приказывал внутренний голос.
Дверь отворилась; на заспанных физиономиях сторожа и патологоанатома проявилось удивление. Последний осведомился, что вынудило полковника пожаловать в морг в столь поздний час.
— Сличить тело убийцы-маньяка.
— С кем? — обескуражено разинул рот врач.
— Да Босс сомневается, того ли мы на тот свет отправили. Короче, у нас сомнения и большие неприятности.
Выслушав все эти бредовые сентенции, добродушный врач кивнул головой и открыл дверь секционного зала.
— Закройте за мной дверь и не мешайте работать, — прошамкал Порогин, бережно держа подмышкой топор.
Дверь за ним тотчас закрылась, и вспыхнуло несколько мощных ламп.
Порогин, как сомнамбула, не чувствуя мерзкого запаха, не замечая отвратительных трупов, лежащих где попало, направился в глубь зала, точно кто-то невидимый вел его за руку и роковому месту; он чуть было не споткнулся об эмалированное ведро с гениталиями, из которого торчала газета "Юный ленинец". Рядом на столе лежало зверски изуродованное тело Мэри.
— Так, — сказал себе Порогин, надо расчленить тело на куски.
Он медленно извлек из мешковины топор.
Казалось, сам демон инквизиции вселился в Порогина.
И только он поднял свой топор, как почувствовал, что по его членам прошла дрожь — труп пошевелился!
Ну, конечно же, тебя не берут ни пули, ни огонь; ничего, все равно я тебя прикончу, оборотень! "Чур, меня!" — с этим восклицанием полковник метко и сильно погрузил лезвие топора в шею покойника, из которой поползла вязкая, черная кровь, и голова Мэри, сверкая глазами и шлепая губами, откатилась к эмалированному ведру. Порогин еще раз взмахнул топором, но обезглавленный труп демона, хрипя и булькая кровью, соскочил со стола и двинулся, скрючив руки, по направлению к Порогину.
— Ну, вот и встретились, красавчик. Хотел меня уничтожить, щенок, — вырвались эти уничтожающие слова из нутра трупа.
— Я тебе обещал, Дориан Грей, что мы еще встретимся, — вот ты мне и попался; хорошо, что моя кривоногая сучка не успела рассказать тебе секрет моей жизни, — голос шел из грудины трупа, клокоча и переливаясь в пустынном морге.
Труп Мэри все продолжал идти прямо на Порогина.
Порогин, пятясь, натыкался на секционные столы, члены его сделались ватными, топор выпал из рук. Он хотел закричать, но из его горла вырвался глухой булькающий звук. Труп прижал его вплотную к закрытой двери и холодными, липкими руками обхватил горло Порогина.
Порогин закатил глаза и увидел, как быстро над ним закружился потолок. Его дух судорожно расставался с телом, и, когда у него вывалился в крупных пузырях язык, труп разжал свои стальные объятья. Порогин — синий и бездыханный, валялся на полу морга, а с трупом Мэри происходили метаморфозы: он вдруг съежился и сделался совсем маленьким.
*****
"Месть!" — пронесся по моргу его голос, переходящий в пронзительный, тонкий вой, похожий на кошачий.
Через некоторое время дверь в секционный зал открыли сторож и врач. Они вытаращили глаза, когда увидели прямо перед собой труп полковника Порогина. Трупа убийцы-маньяка не было, если не считать отсеченной топором его головы, валявшейся возле эмалированного ведра.
Тут между ног сторожа и врача прошмыгнула серая худая кошка, она всклокоченной молнией бросилась вниз по лестнице и исчезла на темной улице.
— С собой он, что ли, ее принес? — испуганно пробормотал врач, проводив дьявольское животное взглядом. — Рехнуться можно: Ну-ка, Петрович, — сказал он сторожу, — звони в милицию, да побыстрей.
"Наверное, я сошел с ума", — подумал он и, обернувшись, пугливо и быстро перекрестился.
Через день в областной газете появился некролог:
"Обком КПСС, Областной Совет Народных депутатов и Управление Внутренних Дел с глубоким прискорбием извещают, что 21 октября 1990 года в 4 часа 30 минут утра скоропостижно скончался от сердечной недостаточности полковник милиции В.Н. Порогин.
Имя В.Н. Порогина — верного продолжателя ленинского дела, пламенного борца за мир и коммунизм, будет всегда жить в сердцах его товарищей и всех советских людей!"
ЭПИЛОГ.
Входная дверь квартиры Порогиных была открыта настежь, крышка гроба, покрытая черной бахромой, красовалась в коридоре.
Вдова полковника устала принимать многочисленных людей в мундирах, которые приходили и уходили.
Наконец, она осталась одна. Однако одиночество не дало вдове успокоения, напротив, что-то сжало железным обручем ее легкие и сердце. Да, это был страх, который все шире и шире расправлял в ее душе траурные крылья, рассудок вдовы помутился, и по телу ударила жестокая дрожь.
Не осознавал того, что делает, она попятилась и тут же наткнулась боком на острый угол стола, где покоился её мертвый муж.
— Мне страшно, слышишь, мне страшно! — пробормотала она, и ее острые ногти в красном лаке впились в синюю руку мертвеца. И тотчас же через открытую дверь в комнату, грациозно изгибаясь, вошла худая серая кошка.
По комнате прошелся ледяной сквозняк, и дверь, звонко щелкнув английским замком, захлопнулась.
Кошка издала какое-то дьявольское шипение и устремила на вдову свой пронзительно-жуткий взгляд; внезапно из горла трупа в потолок ударила струя черной крови.
"Все путем, ребята!" — говорил за стеной телевизор.
Сексуальное возбуждение, вызванное нежностью матери, вероятно, является причиной нервного расстройства. Но вызывающего повода я указать не в состоянии. Боязнь, что его на улице укусит лошадь, быть может, связана с тем, что он был где-нибудь испуган видом большого пениса.
З. Фрейд
ПРОЛОГ
Пятнадцатого апреля 1993 года в 4.30 утра в морг судебной медицинской экспертизы прибыли трое. Один из них, в строгом темно-сером костюме, помпезно опирающийся на трость, был профессором патанатомии и аномальных явлений. Прибыл он сюда инкогнито из Норильска. Второй, коренастый юркий мужчина, был доцентом из нейрохирургического корпуса 1-ой городской клиники имени Бабиченко. И, наконец, третий: высокий, сутулый, с гробоподобным лицом (неизвестный), зловещей пружинистой тенью двигался за специалистами и, хотя он был в штатском, ни у кого из вышеописанных людей не было настроения рассмотреть его внимательнее.
"Свет, потушите весь этот фейерверк", — сказал таинственный третий сторожу и дежурному врачу глухим, не требующим возражения голосом.
Дверь в секционный, зал открылась, двое ученых и загадочный третий двинулись вперед, освещая себе путь электрическими фонарями.
— Седьмой стол, — шепнул нейрохирург профессору, — держитесь! Вы получали от нас видеокассеты, снимки, компьютерные данные. Мы: хм, видите ли: феномен, более детальный осмотр будет…
— Да помолчите вы, — выдавил из себя вибрирующим голосом профессор, сжимая потными пальцами эбеновую трость с серебряным набалдашником.
— Осторожно, господа, вот тут.
Троица окружила секционный стол. На нем была прикреплена табличка:
НЕ ТРОГАТЬ, ОСМОТР ВОСПРЕЩЕН!
И далее:
Юрий Гусаков, род. 50, умер 93.
Возраст: 43 года.
Причина смерти: пищевое отравление.
Пол: подлежит сомнению.
Простыня, шурша, сползла с трупа, и три световые точки стали ощупывать тело лежащего.
— Прошу внимания, — прозвучал в тишине голос нейрохирурга, — светите сюда, — он надел хирургические перчатки и осторожно приподнял распиленную заранее черепную коробку трупа.
Фонарь профессора на секунду застыл на месте, затем заплясал в его руках и грохнулся на кафельный пол морга.
— О боже, дайте ваш… фонарь и лупу, — голос его был похож на шорох разрываемой туалетной бумаги.
После быстрого осмотра наступила пауза.
— Ну, что я вам говорил? Сделайте глуг5окий вздох, — улыбнувшись, прошептал доцент, нащупывая у себя в кармане пузыречек аммиака.
— Спер… Спер…
— Сперматозоиды, — заключил за профессора нейрохирург,- правда, уже мертвые.
— Что-то я не врублюсь, где мы находимся, — усмехнулся третий гробоподобный.
— Отче наш, что же у него тогда там?
— Профессор, не будьте идеалистом: в головке, да, я вас правильно понял?- нейрохирург театрально щелкнул пальцами — извольте наслаждаться, господа, сконцентрируйте световые лучи на этой крошке.
— Ого, сорок пять- сорок семь, — опять в разговор вмешался третий, невозмутимо стоящий рядом.
Тем временем лучи скрестились на чудовищном гигантском, мохнатом предмете. Два металлических стержня блеснули, расширяя уже ранее исследованную головку фаллоса, диаметром 8 — 9 сантиметров. Внутри головки находился серо-белый человеческий микромозг.