— Мыслил спермой, действовал хуем, -мрачно заключил человек в штатском.
— Попрошу вас не выражаться! — вспылил нейрохирург, пожалев, что взглянул в цепкие, как болотная трясина, глаза неизвестного. Ноги у него подкосились, а из парализованных объятий он выпустил лишенного сознания профессора патанатомии.
И уже вторично по моргу прокатился грохот: два тела рухнули. Звякнув, отлетели в сторону очки профессора из Норильска, он лежал вниз лицом, из разбитого носа выползала черная лужа крови. Доцент лежал поодаль с безжизненным белым лицом.
— Эй, антиквары, — раздался голос третьего, — живо врубите свет! Свет! Ебанный в рот!
ЧАСТЬ I.
БОСС.
*****
В то же время на расстоянии пятидесяти метров от автомобиля Босса остановились три бронированных "Кадиллака". В воздухе, почти касаясь крыш девятиэтажных домов, повисли четыре зловещих вертолета К-52. А еще выше, преодолевая звуковой барьер, ненавязчиво пролетел Миг-421-Ф. Стекла городских зданий задрожали. Владелец уродливого автомобильчика открыл дверь и, широко улыбаясь, обвел прищуренным взглядом остолбеневших лысых подростков, стоявших возле парадного входа в поликлинику. "Ну, как дела, ребята, — мужчина вылез из машины и сделал шаг по направлению к стайке обкурившихся гоблинов, — все путем, да?" В воздухе повисло гробовое молчание. У одного из ублюдков на штанах появилось темное пятно. Двое других затравленно глядели по сторонам. Мужчина театрально пожал плечами и, не оборачиваясь, ударил ногой по дверце автомобиля. Вместо того чтобы закрыться, дверь отвалилась — БАХ! В ту же секунду автоматически открылся багажник, из которого подобно пружине выбросилась синяя женская нога. Черная лакированная туфелька изящно опустилась на асфальт — ШЛЕП! Не обращая ни на кого внимания, солидный мужчина двинулся к дверям поликлиники:
По одинокой улице, заливаясь серебристым смехом, бежала маленькая девочка с красным воздушным шариком в костлявой ручке. Она подбежала к багажнику вышеупомянутого автомобиля, взвизгнула и захлопала в ладошки:
— Мамя, мамя! А вот я тебе и нашла! Вылазь, ну!
Неожиданно больной ребенок зарычал, словно бульдог и вонзил свои острые челюсти в пятку мертвой ноги. А воздушный шарик тем временем, подобно капельке крови, поднимался в голубое весеннее небо.
Когда они вошли в кабинет, Босс зевнул и указал на кресло возле стола.
— Устал я нынче. Пожалуй, вздремну на диване.
— А что же нам надо было обсудить? — удивленно поднял брови Псина.
— Не надо принимать за буквальность то, что я сказал. Ты рационалист, Сашка, все у тебя от и до, просто побудь со мной рядом, пока я буду спать. Вот и все. Если буду кричать, немедленно разбуди меня.
Босс улегся на диван и уже через несколько минут спал сном праведника.
*****
"Привет, Босс", — прохрипел Псина. Он вылез из кабины трактора, держа в руке огромный гаечный ключ, с которого капало машинное масло. Босс отшатнулся в сторону, подняться он не мог, ноги его как будто приросли к земле, гаечный ключ в жилистой руке полковника прогудел возле его виска. "Меня, меня, — простонал Босс, — за что ты хочешь меня убить?" Трясущиеся руки его тем временем нащупали что-то длинное и шершавое. Это был напильник с длинным, как по заказу отточенным концом. Псина зарычал, затем схватил своего начальника за горло левой рукой, а правая рука с гаечным ключом снова взметнулась вверх. "ИЗВИНИ, МЭРИ ПРИКАЗАЛ, ТЫ БОЛЬШЕ НЕ ПРОНЕШ:"- но Псина не успел закончить фразу, так как острый напильник Босса пронзил ему горло, в лицо ему хлынула липкая и горячая кровь. Вместо крика Псина издал злобно дребезжащий звук, разбудивший Босса. На тумбочке возле кровати надрывался телефон. Босс схватил трубку, как дохлую змею: "Да кто там, еб: твою мать, я вам все яйца поотрываю." На другом конце провода воцарилась пунктуальная кладбищенская тишина.
— Босс, Босс, это я, Псина. Босс, мы взяли ее, вы сами э: звякнуть просили.
Босс встряхнул головой, — ну да, черт, Сашка. В общем, поговорим завтра. А эту, как там ее, в карцер, и не бить, она в реанимации мне не нужна, привет, — Босс швырнул на телефон трубку и вскоре уснул сном без сновидений.
ЧАСТЬ II.
(изысканное обращение, или экзерцисты)
"Ну держись, ты же романтик", — сказал сам себе Босс и вошел в карцер, который находился в глубоком подвале здания милиции. То, что он увидел, несколько озадачило его. Полковник Псина, подтянувшись, отдал начальнику честь. В углу каменного помещения, со связанными за спиной руками, сжалась тщедушная женщина, рядом с ней стояла миска с похлебкой. Псина был в огромных резиновых перчатках, которые обычно одевают слесари-ассенизаторы. Он отбросил в сторону оловянную ложку и доложил: — "Не жрет, ведьма".
— Не надо так, мой друг! Может, она человечинку предпочитает? — Босс нагнулся и улыбчивым взглядом впился в черные, подрагивающие зрачки узницы, под левым глазом которой был внушительный кровоподтек.
— Сашка, я же предупреждал: без рук.
— Так они же у меня в перчатках, — молниеносно парировал Псина, — мы все были в таких, когда брали ее, сами же сказали: не прикасаться к ней.
— Да не про то я, — Босс махнул рукой, — ты должен усвоить два основных пункта: пункт а) Не травмировать задержанных до МОЕГО прихода; пункт б) У нас с дамами должно быть нежное и изысканное обращение.
— Тебя Оленькой звать? — ласково спросил Босс, не отводя лучезарных глаз от забившейся в угол женщины.
— Да, — прошептала та, — я, я вас очень прошу, чтоб они меня не били.
— Обещаю тебе, моя черная звездочка, что этого больше не повторится, — вдруг голос Босса перешел на более твердые ноты: — если ты нам расскажешь все что мы хотим от тебя узнать.
Не отводя глаз от задержанной, Босс величаво выпрямился. Псина отпрянул в сторону; в глазах его начальника сверкнули зеленые молнии, голос его стал ледяным:
— Ответь нам, дорогая, всего-навсего на пять вопросов. Первый: каким орденом ты заправляешь и где он находится, как часто вы справляете черные мессы? Второй: чем занимаются ваши братья? Мне также необходимо знать их имена. Третий: мне известно, что когда планеты находятся в благоприятных положениях, на ваших шабашах натираются мандрагорой, порошком папоротника, корнем танаиса, а также жиром некрещеных младенцев. А кстати, где вы добываете этих малюток: крадете на улицах, в мертвецких или вскрываете могилы? Четвертый: апофеозом у вас являются половые извращения, а также целование задницы вашему боссу, фу, черт, дьяволу. И, наконец, пятый, самый легкий и банальный вопрос: скольких человек силами черных чар вы зомбировали, лишили рассудка и, мягко говоря, отправили на тот свет? Ну, — Босс опять улыбнулся, — давай, давай, девочка, собери в узел весь свой интеллект. И…
— Господи, — прервала его несчастная, — да вы в своем уме? Я ничего не могу понять. Вы, вы, о господи!
— Не поминай имя Спасителя всуе, ведьма! — гаркнул Босс.
— Псина, — обратился он к полковнику, — крест, святую воду пробовали?
— Так точно, ничего такого.
— Чего такого?
— Никаких проявлений нечистого духа или одержимости бесом.
— На это, — хлопнув по плечу Псину, сказал Босс, — у нас имеются средства поэффективнее. Да, ты хорошо держишься, — опять наклонился Босс к забитой, тщедушной колдунье, — заклинаю тебя, де — воч — ка! Это уже моя личная к тебе просьба. Ты знакома с существом по имени Мэри?
— Нет, господи, нет! 0 …о, что вы хотите со мной сделать?
Босс отлично знал психологию: он уже давно понял, что Савраскина неповинна, но как раз это и породило в нем парадоксальную реакцию. (Что же, коли наломали дров, глупо было бы не развести из них костер).
— Ты какие духи предпочитаешь, лапочка?
В ответ последовало молчание.
— Что же, можешь держать это в тайне, — вздохнул Босс, — Сашенька, твой дурацкий мотоцикл не разобрали на запчасти?
— Нет, Босс, еще дышит.
— Вот и отлично, он нам сегодня пригодится. Приступаем, операция — изгнание бесов под названием "Шанель № 5". Я угадал твой вкус, шаманка? — задорно подмигнул Босс обреченной, — Псина, приготовь все необходимое, да, и мотоцикл, чтобы он был тут в карцере, а вот это включи в сеть.
Тем временем задержанная колдунья не отрываясь смотрела на включенный в розетку паяльник. Когда кривой конец его задымился, начальник и его зловещий друг подошли к Савраскиной.
— Так, моя прелесть, — многозначительно сказал Босс, — сейчас мы приступим к очень древнему методу иезуитов — очищению огнем.
Псина рукой, похожей на клешню экскаватора, схватил несчастную за волосы.
— Помогите, не надо, умоляю вас, — из глаз жертвы хлынули слезы.
— Вот, вот, — с огорчением вымолвил инквизитор соцреализма, — знаешь, Псина, никогда не мог выносить женских слез, они меня всегда обезоруживали. — Послушай, миленькая, если ты не прекратишь реветь, то мы осушим твои чистые слезки вот этой штучкой.
Псина поднес раскаленный конец паяльника к лицу жертвы.
***
Когда невинная колдунья очнулась, то заметила, что лежит на животе на узкой кушетке, зафиксированная крест-накрест кожаными ремнями. Она едва различала голоса мучителей.
— Сашка, приступай, — паяльник коснулся обнаженной спины ведьмы, и, вместе с шипением и запахом горелого мяса, послышался пронзительный визг жертвы.
— Так я и знал, — засмеялся Босс, потирая ладони, — огонь, Сашенька, вот самый верный метод, сам видишь, реакция положительная. Нарисуй-ка на ее нежной спинке вот это, — Босс что-то показал Псине.
К своему счастью, Савраскина не видела этого. Конец паяльника снова коснулся обнаженной плоти. На этот раз очкинская ведьма так завизжала, что перекрыла бы своим воплем звук военного истребителя, мир разорвался в ее глазах, и она лишилась чувств.
Тем временем три здоровенных бугая, обливаясь потом, доставили в карцер зловещий старый мотоцикл "Урал — 3". Затем они, то и дело со страхом поглядывая на то, что лежало на кушетке, с помощью Псины привинтили резиновый шланг к выхлопной трубе мотоцикла, другой конец шланга был продет в отверстие целлофанового пакета, который надели на голову узнице. Босс что-то шепнул троим перепуганным работникам, и они мгновенно испарились.
— Мы немного перестарались, Саша, она не та, за кого мы ее принимали. Придется инсценировать самоубийство на религиозной почве. Если бы она была ведьмой, мы бы ее подвергли кремации, предварительно пронзив ее сердце осиновым колом. В подобной ситуации все будет выглядеть вполне реально. Религиозные маньячки, как правило, кончают жизнь самоубийством. Ну, что заслушался? Газеты надо читать. Врубай зажигание своего чудовища.
Мотоцикл взревел и стал выплевывать из себя выхлопные газы. Карцер наполнился громом, как будто кто-то изо всех сил лупил по помойному ведру молотком. Савраскина долго билась в конвульсиях и, когда губы ее покрылись желтой пеной, затихла.
— Наконец-то, — устало промямлил Босс, — иди, вызови реанимацию.
Босс с любовью осмотрел выжженный паяльником на спине ведьмы перевернутый католический крест. Затем Босс подошел к вмонтированному в стену телефону и резко распорядился, чтобы отравленную женщину подняли на верх: "Да, да, и немедленно, ближе к выходу, там, наверное уже стоит неотложка". Когда прибыла реанимационная бригада, Босс указал врачу на безжизненное тело пострадавшей.
— Представьте себе, у нас отдел по борьбе с бандитизмом, мафией, а тут привозят разных сектанток, маньячек и сатанистов.
Босс похолодел, когда услышал слова реаниматора: "Странно, пульс прощупывается, похоже на отравление окисью углерода".
— Эй, ребята, — крикнул он санитарам, — живо ее в клинику, может еще удастся что-то сделать.
— Сделать! — Босс притянул к себе реаниматора, — если она не сдохнет там у вас в клинике, то я лично в твой гроб гвозди вобью!
У реаниматора от неожиданности подкосились ноги, а изо рта потянулась слюна.
ЧАСТЬ III
*****
— Мой!
— Нет, сучка, мой! — раздались их надрывистые и охрипшие от возбуждения голоса.
— Ребята, не подходите, они сошли с ума, — крикнул патологоанатом медработникам мужского пола.
— О, боже, какой красавчик, — просипела одна из студенток.
— Не про твою честь, дырка! — рявкнула ей в лицо другая, — если ты не прекратишь мацать своими погаными руками мою алмазную мечту … — ее фраза оборвалась, прозекторский нож обиженной девушки, сверкнув подобно белой молнии, по самую рукоятку вошел в глаз грубиянки. Студентка рухнула на секционный стол, успев в конвульсиях схватить член трупа.
— Боже, боже мой, они же перережут друг друга, — завопил патологоанатом. Лицо его было искажено ужасом, слова его гулом прокатились по моргу, ударяясь о его сводчатые стены. Девушки бросились друг на друга, их ножи, описывая сверкающие зигзаги, кромсали направо и налево, опускались со свистом, вонзаясь в плоть. Соперница убивала соперницу. Через несколько секунд побоище прекратилось так же мгновенно, как и началось. Посреди вязкого озера крови, цепко сжимая в руке нож, захлебываясь дьявольским хохотом и пошатываясь из стороны в сторону, осталась одна, хрупкая, но, по-видимому, самая ловкая студентка.
В морг ворвался завкафедрой патанатомии: "Чего стоите? Вызывайте психбригаду, милицию!" Он стал медленно приближаться к сумасшедшей женщине, бледные губы его дрожали.
— Анжела, Анжелочка, все нормально, прошу тебя, выкинь это из рук. Нож, положи его. Я т-тебе пятерку по анатомии поставлю.
— Эх ты, козел, — сказала невменяемая девушка.
Она сделала бросок вперед, пальцы ее, подобно стальным пружинам, схватили за волосы тщедушного декана так, что у того хрустнули шейные позвонки.
— Пей, мразь вонючая, — и она рывком окунула его голову в ванну с формалином.
Никто даже не двинулся с места. Время шло. Нож студентки в ее руке воинственно подрагивал. Ноги и все тело жертвенного агнца, наполовину погруженное в формалин, дергалось в предсмертных судорогах в такт ножу. Наконец, выпустив последние пузыри воздуха, тело обмякло и само по себе сползло в ванну.
— Вот тебе клятва Гиппократа! — торжественно рявкнула Анжела.
Труп Юрия Гусакова валялся на полу, забрызганный кровью студенток.
Анжела подошла к нему и рухнула на колени: "Мой! Теперь навеки мой, — она нежно поцеловала огромную головку члена, оставляя на ней свою алую, как огонь и как любовь, губную помаду. И, отчаянно завизжав, пронзила себе сердце прозекторским ножом:
Тем не менее, уж не все было столь мрачно в городе Саратове: жизнь покамест текла своим чередом. К слову будет сказано, полную индифферентность к кровожадным зигзагам судьбы проявляла некая Наталья Германовна Врубель, хотя и работала Наташенька ни кем иным как главным редактором газеты "Саратов".
Бог наделил Наталью Германовну весьма щедро. Несмотря на незначительные анатомические диспропорции (длинная талия, заканчивающаяся слишком уж круглой гогеновской задницей и коротенькими пухлыми ножками, а также здоровенная голова, покачивающаяся на лебединой шее), глаза у Наташи были прекрасны, как у породистой кобылы. Голос же был низким и крайне неприятным. Про себя она рассказывала всем одно и тоже: "Мужчины теряют от меня сознание; стоит мне пройтись по улице, из каждой машины, иномарки, я слышу только одно:
— Дэвушка, хочэшь мыллион долларов? Вот баксы, всего двадцать мынут, ну?!
Но я прохожу мимо, отвечая им следующее: "Дебилы, засуньте себе в жопу ваши зеленые!"
На самом же деле жизнь у Натальи Врубель была крайне прозаичной.
1) Ни один мужчина, даже плюгавый, не мог вынести ее пристального, тяжелого как камень самоубийцы, взгляда.
2) Другие, кто смог преодолеть барьер ее очей, оказывались в полной растерянности и : зажимали носы, поскольку от Наташи несколько смердело. Муж (а у нее он когда-то был) постоянно твердил ей: "Честное слово, дорогая! Даже когда я вхожу в подъезд нашего дома, мне кажется, что в каждой квартире лежит по разложившемуся трупу. Господи, неужели так трудно мыться почаще!" — Так восклицал муж. "Я моюсь, дебил!" — отвечала Наташа. "Может быть, тебя свести к врачу?" "Я вполне здорова, дебил!" — отвечала Наташа. Через несколько дней Наташиному мужу стало дышать значительно легче, поскольку он удавился. "Ни фика себе! — сказала Наташа, — какие мы чувствительные!" — она разглядывала добродушное с вывалившимся языком лицо супруга.
Вообще, за Натальей Германовной сызмалетства закрепилась дурная слава. Когда она была еще пятилетним ребенком, мамочка как-то повела ее в зоопарк. Бедные животные заметались в своих клетках. И пожилой леопард, не выдержав дурного запаха, исходящего от девчушки, скончался от инфаркта. И уже в отроческие годы Наташу окрестили не совсем симпатичной кличкой — Душилка: Но все это было давно уже в прошлом.
И вот, в данный момент, будучи главным редактором газеты, Наталья Германовна рассматривает статью под заглавием "Криминальные происшествия в нашем городе". Широко зевнув и еще раз посмотрев на свое отражение в зеркале, Наталья погрузилась в сладкие девичьи мечты: о своем единственном, преданном ей как собака, любовнике — поэте и наркомане Степанове, у которого в результате травмы черепа чувство обоняния было атрофировано. Все работники редакции давно уже покинули помещение, было около двенадцати ночи.
Наталья Врубель, выйдя из здания, тяжелой походкой направилась к себе домой. Внезапно она вздрогнула: перед ней резко тормознул "Харлей", на котором восседал обруленный рокер.
"Вот так телочка! Давай перепихнемся!" — фары мотоцикла резанули наташины глаза, мгновенно налившиеся пунцовой кровью. Однако женское кокетство не оставило ее: она, кудахча как курица, зацокала длинными каблучками по безлюдной улице. Горбатый худой рокер расхохотался и нажал на педаль газа. Наталья, пыхтя и повизгивая, продолжала скакать. Острые каблучки мелодично цокали, отражаясь эхом в грязных городских подворотнях. Наконец, бессмысленная игра надоела Наталье, и она, повернувшись к преследователю, выкрикнула хриплым от возбуждения голосом: "Хрен с тобой, что дальше?" ("Может, с этим повезет", — подумала она). Мужчина соскочил с "Харлея" и приблизился вплотную к женщине. Наталья заметила здоровенный перевернутый крест на его мохнатой груди. Сатанист хмыкнул, и уже начал расстегивать паукообразной рукой зиппер своих кожаных джинсов. Наталья стыдливо приподняла свою короткую юбочку: "Ну-ну! Иди же ко мне!" Внезапно насильник отшатнулся. "Ты че, тетка, бля, не мылась что ли?" — он был готов хлопнуться в обморок, лицо его позеленело. Круглая физиономия Натальи, наоборот, сделалась багровой от негодования. "Все вы, кобели, такие!" — взвизгнула она. Затем резко ухватила левой рукой длинную косу рокера, притянула его к себе и, сняв со своей ноги туфлю, ударила ей в глаз сатаниста. Длинный каблук, словно стилет, пробил стекло очков и вошел в мозг молодого человека. "Аминь!" — произнесла Наташа. Она оседлала сатанистский мотоцикл и, ударив по акселератору, помчалась по ночному криминальному городу.
СОН ПСИНЫ.
Надо сказать, сны полковнику Александру Псине никогда не снились, даже в детстве.
Утром, посетив морг и ознакомившись с кровавым происшествием (уже знакомым читателю), он со злым видом подозвал к себе ректора университета. Плотный седоватый мужчина, протягивая ему дрожащую руку, произнес:
— Вот, товарищ полковник, ужас-то какой!
Псина завернул руку за спину, желчно отрезав:
— Послушай, ты, как там тебя, мне нахаркать на то, что тут у вас произошло, пусть этим занимаются психиатры. Некрофилия и нимфомания не по нашей части. Усек? Ты на свою бычью морду посмотри. Насосался кровушки студенческой, крыса беременная. Чего дрожишь, взяточник? Пшел вон!
После того, как ректор исчез, Псина еще раз оглядел окровавленные тела ненормальных студенток, лежащие вокруг трупа с огромным членом, сплюнул и, широко зевнув, направился к ждущей его милицейской машине. "В отделение!" — бросил он шоферу. Машина вздрогнула и рванулась с места. Псина тоже вздрогнул, погружаясь в сон: Первое в его жизни сновидение было пугающим, ярким и зловещим:
Псина стоял в огромном зале, где-то тихо играл клавесин. "Версаль", — подумал он. Почему это именно Версаль, полковник не знал. Вокруг него вальсировали пары, был слышен шелест шелковых нарядов, Псина чувствовал множество различных ароматов духов. Псина шагнул вперед, надеясь найти выход из этого одурманивающего бал-маскарада. Но маскарад ли это был? Он стал вглядываться в маски плавно танцующих пар. Его ударила дрожь. Это были вовсе не маски. Кабаньи клыкастые хари, волчьи и крысиные пасти скалились на полковника, постепенно приближались к нему. Он оказался в кольце разряженных монстров. "Боже, спаси раба твоего", — начал бормотать Псина. Он хотел поднять руку для крестного знамения, но она ему не подчинилась, все его тело стало скованным и тяжелым, как будто он превратился в живую гипсовую скульптуру. По залу прокатился громовой раскат, клавесин смолк, вся ряженая нечисть вдруг повалилась перед ним на колени:
Король, да здравствует король! — хрюкали и визжали ему в лицо зловонные пасти, — о, великий Александр, мы все приветствуем тебя! О, наш великий, солнцеподобный повелитель!…
Псина зажмурился от яркой вспышки, сквозь его парализованное тело прошел мощный электрический разряд. Когда он открыл глаза, вокруг него никого не было, да и сама зала как бы трансформировалась. Теперь он был окружен пятью большими выпуклыми зеркалами, они отражали его тело, разбивая его на пять фантасмагорических изображений. Он с ужасом стал всматриваться в каждое из них. В первом зеркале бился, захлебываясь в окровавленном мареве, отвратительный эмбрион. Во втором Псина увидел запеленованного, мирно похрапывающего младенца. В третьем отражении — неприятного сутулого мальчика, который подмигнул ему, высунув жалоподобный язык. Из четвертого зеркала на него смотрел плюгавый неприятный юноша с глазами голодного шакала. И, наконец, пятое зеркало отражало его самого в настоящем виде, то есть жилистого и зловещего мужика с гробоподобным лицом.
*****
Псина содрогнулся: он понял, что перед ним, всплыв из глубин подсознания в этих жутких зеркалах, отразилась вся его невеселая жизнь. Он снова зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел себя уже в одном, заполняющем все пространство, зеркальном отражении. На его голове, сверкая алмазами, покачивалась тяжелая, сжимающая его череп, корона. Лицо его стало сине-багровым, он почувствовал, как золотой обруч короны сдавливает его череп. Кожа на голове лопнула, по лицу поползла алая кровь. "Помогите…" — прохрипел Псина. Он попытался снять с себя жуткое украшение, но тело не повиновалось ему, сердце бешено колотилось, дикая боль пронзила все его существо, черепная коробка затрещала, язык вывалился изо рта. "Аа…" — вырвалось из его горла. Он сделал последнее усилие и, оторвавшись от пола, ударился лицом об магическое зеркало, разнося свое отображение на тысячи огненных осколков:
Очнулся он в машине от удара головой о ее лобовое стекло. Через несколько секунд зрение вернулось к нему и он увидел склонившееся над ним лицо перепуганного водителя.
— То-варищ полковник, что с вами? Вы в порядке?
— Где? — простонал Псина.
— Что где? — робко осведомился шофер.
Полковник в страхе ощупал свою голову и, уже полностью придя в себя, улыбнулся:
— Да так, ничего. Просто на мне была корона смерти!
ЧАСТЬ V.
*****
— Эй, мужик, не бить его! Да, да, пропустить его сюда ко мне.
Надо сказать, интуиция у Босса была просто завидная: по маленьким блуждающим глазкам неизвестного юнца Босс понял, что это как раз то, что нужно, чтобы поднять воинственный пыл окружавших собор людей.
— Хорошая дурь? — протягивая руку и помогая залезть на танк, улыбнулся Босс.
— У..у..убийственная.
— Отлично: Ребята, — обратился Босс к вооруженным людям, — прежде, чем мы долбанем по этой… х:- Босс замялся, — по этому памятнику древней архитектуры, я передаю свои мегафон нашей городской знаменитости — философу, поэту, короче, моему другу.
Босс наклонился к уху маленького наркоманчика и шепнул:
— Воинственнее и покороче!
Подпрыгивая на одном месте, как соло-гитарист "Эй-Си Ди-Си", местная знаменитость, обладающая мощным голосом. резко выкрикнула:
— Здорово, орлы-красноармейцы! Я тоже был в армии. Эх, времена, морды били, баб ебли, ну разве что тогда танков не было.
В рядах омоновцев и военных послышались аплодисменты.
— Америка, Япония, Англия — да кто они такие? Негров передавим танками, Японии напомним Хиросиму. Англию поделим на части!!! — вдруг на этом месте оратор неожиданно расплакался, его плач по мегафону напоминал рев быка, которого ведут на бойню, — глазки сурка задрожали от ужаса, нижняя жирная губа отвалилась, — СОЛ..ДА..ТЫ, за Кеннеди, за Марлен Монро, блядей и проституток, а также за ВСЕХ БЕРЕМЕННЫХ ЖЕНЩИН БАЛАКОВО!!!
Босс вовремя остановил остервенившегося неказистого Демосфена и, успокаивая громоподобные аплодисменты, сказал:
— ВОТ, РЕБЯТА, ЗНАТЬ ЧЕЛОВЕКА — НЕ ЗНАЧИТ ПОНИМАТЬ ЕГО!
Он утер глаза платком. Никто ничего не понял, особенно Босс. Видимо, это было самое мудрое изречение в его жизни.
— Танкисты, цель перед вами. Первая — центральные ворота церкви, — от волнения голос Босса изменил ему, он нежным колоратурным сопрано выкрикнул: — По объекту, огонь!
И мгновенно нырнул в отверстие люка.
Танк, вздрогнув, саданул по цели. Однако произошло непредвиденное иррациональное явление: пушка танка отвалилась и, подобно самоварной трубе, с грохотом покатилась по площади.
— У, бля…! — прорычал Босс. Он приоткрыл люк танка и заревел в мегафон:
— Всем танкам по цели. Огонь! Всем! Вообще всем! Огонь!
Собор как будто подпрыгнул вверх, сквозь голубую завесу дыма бивших по цели танков, гранатометов и пулеметов было видно, как рушится церковь.
Из стрельчатых окон брызнули разноцветные стекла, слетели расписные купола, сверкая в солнечных лучах, грохнулся пятиметровый позолоченный крест.
Еще залп, еще и еще. Собор, вздрогнув, как живое существо, рухнул, рассыпая град кирпичей на Музейную площадь. В соседних зданиях полопались и повылетали стекла.
Кроме этого, испуганный наблюдатель мог видеть как обрушилась Ротонда; в едком пороховом дыму испарилось здание гостиницы "Словакия". Знаменитый саратовский мост через Волгу, словно картонный, разломился на две части. А из-под бурлящей волжской воды как пробки повыныривали сотни утопленников: В эти убийственные минуты Боссу явилось видение: со стороны Волгограда на всех парусах несется крейсер "Аврора", а на борту его стоит маленький лысый человек, посылая Боссу воздушные поцелуи:
Босс тряхнул головой, отогнав от себя бесовщину. Вылезая из люка танка, он слабым голосом произнес: "Стоп!"
Вдруг взгляд его помертвел: из-под груды кирпичей бывшего собора поднялся демон. На нем была черная, пропитанная кровью ряса священнослужителя. Оставляя на снегу кровавый след, он подошел к лежащему на земле церковному кресту, вцепился могучими руками в его перекладину. Его черная ряса стала развеваться, налетел неизвестно откуда мощный ледяной ветер, под землей раздался гул и она пошла трещинами, из которых вырвались языки фиолетового пламени. Танки закачались.
Солдаты, ОМОН и прочие покатились по дрожащей под ними почве. Небо закрыла огромная черная туча. Стало темно. Кругом слышались вопли ужаса.
В это время позолоченный крест с оседлавшим его демоном стал огненно-багровым. Взревев, подобно "Боингу", он оторвался от земли и устремился в мрачное небо, в бездну.
— ПРОЩАЙТЕ, ЖАЛКИЕ ЧЕРВИ. ВОЗМОЖНО, Я ЕЩЕ НАВЕЩУ ВАС! — были последние слова монстра.
Раскаленный крест, рассыпая огненные искры, поднимался все выше и выше, пока не превратился в огненную точку.
Разрывая на куски небо, на мир обрушился мощный звуковой каскад хриплого хохота: МЭРИ!