— Ох, годы мои, ни сбросить, ни продать, — Карл привычно сложил ремень вдвое. — Ложись-ка животом на стол! Придется поучить тебя уму разуму!
"Сейчас будет очень больно! — думала Джейн, привычно прижимаясь животом к деревянной столешнице. — Бедная моя попка!"
Ухо продолжало гореть как лепешка на сковородке. Обернувшись к деду, Джейн со страхом смотрела на ужасные приготовления. Дед достал кусочек того самого окорока и деловито стал им натирать толстую кожу верного ремня.
"Значит, меня ждет необычайно суровое наказание! — поняла она. — Таким злым я не видела деда уже очень давно, и сала не пожалел!"
С детства она знала, что сопротивление только ухудшить и без того печальную участь, и покорно замерла на столе, наглядно демонстрируя, что готова принять заслуженное наказание. Только вздрагивающие плечи и бедра выдавали страх.
"Как же была красива! Дрожит-то, как осенний листик на ветру! — Подумал дед, деловито натирая ремень куском соленого сала, и мысли одна грешнее другой стали рождаться в голове. — А может, это на нас кто-то порчу навел? Еще немного, и я не смогу наказать ее как следует!"
Джейн привычно расставила ноги шире плеч, и в этой позиции дед без труда мог увидеть то, что девушки стараются вообще никому не показывать.
Впрочем, и старый Карл не остался к этому зрелищу равнодушным: почему-то хотелось не наказывать внучку, а стать перед ней на колени и поцеловать плачущую месячной кровью заветную лощинку между ножек.
"Ох! Грехи мои тяжкие! — Он тряхнул головой, чтобы отогнать наваждение. — Не сглазила ли меня часом внучка, пробуя свою колдовскую силу?"
Джейн тоже не понимала, что происходит: сколько раз уже приходилось подставлять себя под ремень, но всякий раз каждая частичка юного тела протестовала против подобного наказания. А сейчас, впервые осознав себя взрослой и красивой, отдаться на растерзание безжалостной просоленной коже, а всю себя на рассмотрение деду стало особенно унизительно. Ощущение того, что кровь течет по бедру, лишило девушку остатков мужества. Такого дедушка не должен был видеть, ни при каких обстоятельствах. "Кажется, я готова заложить душу кому угодно, — подумала она, лишь бы спастись от ремня!" Джейн вдруг вспомнила предупреждение Карла, что поминать нечистую силу бывает очень опасно! Ей показалось, что кто-то невидимый стоит рядом с дедом и с нетерпением ждет начала расправы.
*****
Девушка не ошиблась: Инкуб, оставаясь незримым, разыгрывал адскую пьесу собственного сочинения как по нотам. Вместе с дедушкой Карлом он смотрел, как кожа спины и плеч несчастной Джейн стала покрываться мелкими пупырышками: юная красавица готова провалиться в преисподнюю от стыда, страха и от предвкушения наказания.
"Ад от тебя никуда не денется, — ухмыльнулся Инкуб, — но твой земной путь еще не закончен! Ты даже не представляешь, какой у тебя впереди вечерок!"
"Для начала хорошая порка, — подумал демон, — а потом она станет женщиной, но ее грехопадение будет куда более страшным, чем у ее покойной мамочки! Я не говорю уже про наивную и глупую Эвелину!"
— Ты ничего не хочешь сказать? — Спросил дедушка и подбросил в камин несколько поленьев. — "Facinora ostendi duni punientur, flagitia autem abscondi debent" [Я обнаружил проступки, дабы наказать за них, но позорные дела следует прятать (лат.) ].
Теперь на белое тело внучки, падали красные отблески разгорающегося огня.
— Прости! — успела произнести Джейн и крепко зажмурилась.
И в то же время, как вдруг показалось Карлу, внучка беззвучно потребовала: "Возьми меня! Возьми так, как мужчина берет любимую женщину"
"А теперь надо расслабить тело, — вспомнила она уроки деда, — так легче терпеть будет? Да только как его расслабишь, в такой вот позе? Лучше бы на кровать положил!"
— Ну-с, нерадивая кухарка, начнем! — Мужчина по-хозяйски погладил и потискал кругленькую попку, чтобы усилить и без того мучительные переживания внучки. — Греховодница! Сейчас твоя попа получит то, что заслуживает! Понятно?
— Да! — Сумела выдавить из себя Джейн.
"Подумать только, — думал дед, сжимая правую половинку, — и когда она у меня успела вырасти? Попка крепкая, круглая, мясистая как хороший окорок, так что порция ремня ей не повредит!"
— Ну, теперь разговаривать с тобой будет мой ремень. Надеюсь, не забыла его кожаный язык! Кажется, целый месяц не разговаривали? Ну, ничего, сейчас вспомнишь!
"Век бы с ремнем не разговаривала!" — успела подумать девушка.
Карл сделал шаг назад и первый шлепок просаленной кожи смачно припечатал правую половинку.
— Шлеп!
Джейн, зная, что дедушка не любит криков во время порки, стиснула зубы и тихонько зашипела.
— Шлеп! — Второй получился сильнее, и попку пересекла широкая, быстро краснеющая полоска.
"Слабовато получилось, — подумал Карл, — ну да это только начало!"
Еще один звонкий щелчок, и на попке вспухла еще одна красная полоса, а девушка, не сдержавшись, взвизгнула как поросенок. К четвертому удару Джейн отчаянно мотала головой, лицо блестело от слез, а ротик скривился.
Черный таракан, выползший из щели, пошевелил усами прямо перед носом девушки и уже собирался уйти, но Карл, ненавидевший насекомых, прихлопнул его ударом ремня, дав, тем самым девушке небольшую передышку.
"Это вытереть невозможно! Еще немного и моя душа отправится в рай!" — Успела подумать девушка, крепко вцепившись руками в стол. Усы прибитого таракана продолжали шевелиться перед самым носом Джейн.
Дед любовался шикарным видом: черные как смоль волосы растрепались, спинка покрылась мелкими бисеринками пота, бедра, и ягодицы сжимались, пока внучка старалась справиться с болью и боролась с желанием убежать подальше от жалящего ремня.
— Шлеп!
— Ай! Ой! — Теперь девушка не могла удержаться от крика.
— Вот. Начинается разговор, а то молчать как-то не вежливо! — Улыбнулся Карл.
От каждого нового удара она вздрагивала, покачивая попкой вправо-влево, словно пытаясь освоить новый придворный танец под руководством дирижера-ремня.
Теперь, к удовольствию Инкуба, она уже не могла стоять неподвижно и безмолвно.
— Запела, птичка! — После десятого удара Карл остановился, и Джейн с облегчением выдохнула.
"У меня такое ощущение, что за нами кто-то наблюдает, — мужчина подошел к маленькому окну, посмотрел, достаточно ли хорошо оно занавешено, — странно! Никого нет!"
— Господи, прости меня грешную, — шептала она, — во имя Отца и Сына и Святого духа!