Не знаю, сколько я спала, и сколько времени отсутствовал Эш. Один раз, проснувшись, я воспользовалась туалетом и душем, пусть даже в темноте и в сидячем положении. Сейчас мне уже хватало здравого ума и трезвой памяти на то, чтобы найти в душе кран с горячей водой… лишь чтобы убедиться, что он не действует. Возле двери я нашла корзинку с едой и кое-как донесла её до постели… единственного места, где я могла сидеть, не дрожа от холода. Температура в комнате казалась сейчас вполне сносной, и я решила, что Эша либо до сих пор нет дома, либо он не в настроении забавляться сейчас с моей психикой. Я безумно хотела есть, и меня мучила жажда. Понятия не имею, как много я потеряла жидкости. В этот раз, однако, бутылки с водой в корзине не было. Ничего не оставалось, кроме как напиться из душа, заодно и помывшись независимо от своего желания. Трапеза моя снова состояла из хлеба и фруктов. Я немного поела — не без труда, учитывая скованные за спиной руки и абсолютную темноту моей тюрьмы — и снова уснула.
Просыпаясь, я кляла себя за то, что так легко уступила его требованиям, но в глубине души я понимала, что не смогла бы сопротивляться слишком долго. При одной лишь мысли об очередных побоях или очередной бессоннице я понимала, что на каком-то этапе я бы сломалась. Чем дольше сопротивляться, тем больше мучений… и к чему? Всё равно он так или иначе получил бы своё. Я понимала, что мне ничего не остаётся, кроме как выйти из этой ситуации с минимальным физическим ущербом для себя.
И тем не менее, лёжа в темноте, я твёрдо решила во что бы то ни стало быть сильной и рано или поздно расквитаться с этим мерзавцем.
* * *
Эш вернулся по меньшей мере через день. Выяснилось, что я могу отличать один день от другого по смене его одежды — он переодевался время от времени, как и любой живой человек. Я начала искать закономерности в его одежде и через какое-то время выявила их — правда, это было уже пару недель спустя. Сейчас же я решила, что он в отпуске, поскольку новогодние праздники ещё не закончились, и с каждым приходом и уходом в его одежде не наблюдалось заметных перемен. Одежда была домашней, более-менее опрятной, но вскоре я заметила, как он меняет деловую рубашку, отличая один день от другого.
В этот раз его приход был очень кстати — хотя бы потому, что мне освободили наконец-то скованные за спиной запястья. Они были связаны не туго, но слишком долго, и руки и плечи затекли с непривычки, к тому же наиболее нежные участки кожи до сих пор саднило от плети и стека. Поэтому я почти с облегчением обнаружила себя в виде буквы Y — с запястьями, разведёнными в стороны и поднятыми на верёвках к потолочным балкам. Я стояла на цыпочках, лодыжки мои по-прежнему были скованы, и перед тем, как распутать мне косу, он поместил мне в рот один из своих любимых кляпов. Я гадала, что он задумал на этот раз, и одни лишь предчувствия наполняли меня ужасом.
Но он, кажется, был в хорошем настроении. Сейчас на нём был деловой костюм — впервые на моей памяти. Волосы его были прилизаны назад, и он выглядел довольно презентабельно, хотя и несколько вольно. Я пыталась понять, что он собирается сделать, пошатываясь и стараясь не слишком виснуть на руках — без особого успеха. Сидя на стуле, он смотрел на меня какое-то время.
— Знаешь, где я сегодня был, Джен? — Я помотала головой, не понимая, к чему он клонит. — Я был сегодня у твоих партнёров и общался с ними… ну, с Пэт, Питером и Николь.
Что?! Почему, зачем?!
— Я так и думал, что тебя это заинтересует. Они очень огорчились, когда я рассказал им, что с тобой произошло. Думаю, тебе тоже не помешает узнать эту историю.
Он хихикнул, после чего снова посерьезнел.
— Видишь ли, я работаю на фирму "Коллинз и Форд". Это юридическая фирма… мы часто имеем дело со смертью и с тем, что бывает после неё. — Он встал и заходил по комнате, будто разговаривая с кем-то ещё, кроме меня. — Как вы знаете, Джен должна была лететь на конференцию в Сиэтле, перед этим несколько дней проведя в Лос-Анджелесе. В Лос-Анджелесе это и произошло… несчастный случай, во время которого она тут же погибла. Водитель скрылся с места происшествия. Это было как раз возле её отеля в Анахайме.
Ужасная история, ужасная… — Он покачал головой, будто не веря своим собственным словам. — Мне сказала об этом наша полиция, которым сообщили их коллеги из Лос-Анджелеса. Нужно, пожалуй, объяснить, что я — распорядитель завещания Джен, и у меня есть доверенность на её имущество. Я знаком с ней недолго, месяцев шесть — с тех пор, как помог ей купить дом… но она показалась мне очень хорошим человеком. Уверен, для вас это огромное горе, как и для меня — в таком возрасте мы ведь даже не думаем о смерти. Позвольте выразить вам, кто работал вместе с Джен, своё глубочайшее соболезнование. В таких ситуациях очень трудно думать о насущных делах и проблемах, но, увы, необходимо соблюсти определённые формальности…
Он остановился и, глядя в пол, будто пытался совладать с собственным горем. Затем взглянул на меня и ухмыльнулся.
— Твоя зарплата и остальные доходы будут перечислены на счёт "Коллинз и Форд" в течение этой недели, — сказал он победно.
Я уставилась на него, не веря.