Мне всегда нравилась Катя, жена моего двоюродного брата, хоть мы и виделись довольно редко. Обычно — два-три раза в год, когда вся наша большая семья собиралась вместе на день рождения бабушки, дедушки или по какому-нибудь другому торжественному поводу. Катя была старше меня на семь лет. Когда она вышла замуж за моего брата, мне было всего лишь четырнадцать, а ей двадцать один, но в тоне её общения со мной никогда не было ни доли высокомерия или снисходительности. Она обращалась со мной как с равным, и это не могло не располагать. Кроме того, Катя была красива, и красива очень необычной красотой, лепту в создание которой внесла кровь разных народов. В роду у неё были грузины, евреи, хотя русские всё же преобладали. От Кавказских гор она унаследовала чёрные как смоль волосы, ясный и манящий взор, а берега Мертвого моря наделили её мудростью и умением преподнести себя. Русская же равнина перемешала всё, не забыв внести и свою долю в эту умопомрачительную смесь. В итоге, экзотическая красота Екатерины не была слишком приторной, не сразу бросалась в глаза. Она не слишком отличалась от среднеевропейского стандарта, чтобы вызывать раздражение, но в то же время выгодно отличалась от большинства окружавших её женщин. Думаю, после всего сказанного излишним будет добавлять, что я был в неё тайно влюблён.
Но время шло, я взрослел, знакомился с девушками, любил, страдал, бывал брошенным, да и сам, каюсь, бросал. Поглощённый этими интрижками, я совсем забыл про Катю. Она была просто женой двоюродного брата, просто родственницей, хотя мы и продолжали с некоторой периодичностью видеться на семейных сборищах.
История, которую я хочу поведать, как раз и произошла во время одного такого семейного сбора. Мы готовились пышно отпраздновать восьмидесятилетний дедушкин юбилей. Гости съезжались заранее, благо было время летних отпусков и школьных каникул. Катя с мужем должны были остановиться в моём доме, точнее — в доме моих родителей. У нас была просторная трёхкомнатная сталинка, не то чтобы в центре Москвы, но совсем и не на окраине. Одну комнату занимал я (на тот момент — студент пятого курса университета) , другую родители, а в третьей был кабинет отца, который он всегда любезно предоставлял гостям, если таковые появлялись. К тому же, Алексей (так звали моего двоюродного брата) и Катя были бездетны, а хлопот с двумя взрослыми людьми, как известно, куда меньше, чем с одним ребёнком. Кстати, то факт, что у таких красивых, здоровых и успешных молодых людей нет детей, удивлял всех наших родственников. Наиболее бесцеремонные даже задавали вопрос об этом им напрямую. В ответ Катя и Алексей лишь отшучивались: мол, времени нет, какие уж там дети.
Принимать гостей мои родители, если сказать честно, не очень любили, потому что те нарушали их покой и уединение. Но, будучи людьми глубоко интеллигентными и исключительно порядочными, они никогда и ничем не выражали своего недовольства. В то же время, возможность "переложить" гостей на мои плечи (если, конечно, я не возражал) , родители всегда старались использовать. В случае Кати и Алексея я был даже рад взять обязанности "няньки" на себя, ведь эти ребята мне очень нравились. Да и я, как мне казалось, тоже был им симпатичен.
Катя, как настоящая умница, имела чёткий план осмотра Москвы. Хоть она и бывала здесь достаточно часто, она не теряла любопытства к исследованию столицы нашего отечества. Алексей же был (как, впрочем, и я) немного ленив и особым рвением в этом вопросе не отличался. На один из дней Катей был назначен поход в Третьяковку. Как назло, в тот же день один из моих дядьёв позвал Лёшу в гараж посмотреть на его новую машину. Конечно, Катя была за картины, а Лёша за гараж. Было принято соломоново решение: Лёша едет с дядей в гараж, а я сопровождаю Катю в галерею. Что ж, никаких проблем.
Пол дня мы с Катей бродили по знаменитым залам и приобщались к прекрасному. Мне было стыдно, что я, москвич, знаю об этом месте куда меньше, чем какая-то провинциалка. Впрочем, никто не осмелился бы всерьёз назвать её провинциалкой. Так, живя на юге, в Ростове, Катя имела безупречное литературное произношение: её речь не была осквернена ни гортанным "г", ни диалектизмами.
Погода была чудная, и после Третьяковки мы решили немного погулять по центру Москвы. На одном из арбатских переулочков мы случайно столкнулись с моими однокурсниками Борей и Леной. Им было, как и мне, лишь по двадцать два, но они были уже три года женаты и имели годовалую дочь. Редкое явление для наших дней. Многие критиковали их за ранний брак, за то, что они не побоялись завести ребёнка, сами ещё не устроившись в жизни как следует. Но на самом деле им просто завидовали: их молодости, смелости и любви друг к другу. И вот сейчас они шли, такие юные, такие красивые и везли перед собой в коляске свою дочурку. Они ютятся в убогой комнатке в коммуналке, но всё равно счастливы. Мы остановились поболтать и я познакомил их с Катей.
Когда мы вернулись домой, Алексей был ещё с дядей, да и родители мои куда-то ушли. Я заметил, что Катя очень погрустнела, хотя ещё час назад она шутила и смеялась. Я спросил её, в чём дело и предположил, что на неё плохо действует московский загазованный воздух. Она сказала, что просто устала и хочет отдохнуть. Я оставил её одну в отцовском кабинете, а сам решил почитать у себя в комнате книгу. Вскоре из кабинета до меня донеслись звуки плача. Я пошёл на них.
Зайдя в кабинет, я увидел, что Катя уткнулась лицом в подушку и горько рыдает.
— Что с тобой? — спросил я, подойдя поближе и наклонившись.
Катя ещё сильнее заплакала. Я повторил свой вопрос таким осторожным тоном, на какой только был способен.
— Они… такие… молодые… а у них ребёнок, — от слёз Катя едва могла говорить, — а у меня… никогда не будет.
Мне стало так жаль Катю, что я сам чуть не заплакал. Я погладил её по голове а затем — не знаю, как я осмелился на это — поцеловал её щеку. Это был поцелуй брата, но не любовника, нежности, но не страсти. Катя поняла это и не стала протестовать. Она уткнулась головой мне в грудь и продолжила тихо плакать. Я понял, что ей нужно выговориться кому-нибудь.
— Почему? — спросил я. — Ты молодая, красивая, здоровая. Не верю, что ты не можешь иметь детей.
— Я могу, — ответила она, — Лёша не может. Точнее, врач говорит, что небольшой шанс есть, но пока ничего не удалось…
Катя внезапно остановилась.
— Боже, зачем я это рассказываю, — прошептала она, берясь за голову.
— Мы же родственники, — сказал я, — я тоже тебе доверяю.
— Спасибо.
Я понял, что она правда мне благодарна.
Я собрался уходить и уже привстал, когда Катя взяла меня за руку.
— Подожди, — сказала она.
Я остался, и Катя откровенно поведала мне о своих несчастьях. Ребёнка они с Алексеем тщетно пытались завести уже пять лет. Были у сотни врачей. Выяснилось, что Катя была плодородна как заливная долина, а вот у Лёши обнаружились серьёзные проблемы. Шансов было очень мало. От искусственного же оплодотворения Алексей отказывался наотрез: он ни за что не хотел бы воспитывать чужого ребёнка. Катя считала, что это конец. Я не знал, чем ей помочь. Я только сказал:
— Всё будет хорошо.
— Ты так похож на Алексея, — неожиданно для меня сказала Катя, — и внешне, и говоришь то же самое. Ни за что б не поверила, что вы двоюродные. Родные так не бывают похожи…
Я молчал. Мне было неловко.
— Помоги мне, — сказала Катя.
Я не верил своим ушам, хотя, конечно, догадывался, о чём идёт речь.
— Я не могу, — сказал я, — это неправильно.
— Это мой единственный шанс, — отрезала Катя, — так ты поможешь мне?
— Да, — сказал я, — подожди.
Я вышел из комнаты и позвонил маме. Выяснилось, что они вместе с Лёшей в гостях у дяди обмывают новую машину. Звали нас с Катей туда же, но я сказал, что мы очень устали. Выяснилось, что домой они раньше, чем через три часа не вернутся, так как дядя живёт за городом, между электричками перерыв, а машину папа вести не может, потому что выпил. Всё складывалось очень удачно для нас с Катей.
Я разобрал свой полутороспалный диванчик и постелил на нём постель. Разные девушки на нём бывали, но настоящую женщину этот диван узнает только раз в жизни — сегодня. Так думал я в тот момент.