— Последний половой акт когда был? — глаза не поднимает, чтобы не смущать, черкает в карте: А-0, В-0, Р-0.
— Давно. — Четыре года назад, черт возьми, если это можно было так назвать.
— Как давно? — смотрит в упор. Господи, какие глазищи! Ресницы черные. Бабушка говорила, что у мужа ее сестры — Славиного отца — татарская кровь.
— Не помню. Неважно. — Сказала тихо. Покраснела. Ненавижу ходить к гинекологам, да и не хожу. И поэтому тоже. Квинтэссенция унижения.
— Хронические заболевания гинекологические есть? На учете стоишь? Когда последний раз проверялась?
— Нет. Нет у меня ничего! — Слишком поспешно и агрессивно.
— У врача когда была? — настороженно.
— Не помню.
— Полгода прошло? Год?
— Нет.
— Ален, что нет? Что я из тебя клещами по слову тяну? — в голосе легкое раздражение.
— Слав, отпусти меня, пожалуйста, я домой поеду: — вырвалось помимо логики и здравого смысла, откуда-то из души, по-детски ранимой, никем не защищенной, кроме многолетней стальной брони.
Он оторопел.
— Куда???
— В смысле — в гостиницу, а завтра домой. А там сразу к доктору:
— А я здесь и сейчас тебя чем не устраиваю?
— Ну: — в животе все сжалось в комок и прилипло к позвоночнику. Вздохнула, глубоко, да и черт с тобой! — Хорошо, раз ты так хочешь знать, я в последний раз был у гинеколога 15 лет назад, когда он меня дома, на моем собственномдиване, осматривал ректально. — Последнее слово выделила. Запомнила, несмотря на неопытность и 13 лет. А девочек мы смотрим ректально.: Через попку. А для этого нужно попку подготовить. Ты не бойся, там водички немного совсем, водичка теплая.
— Что??? — наверняка эти стены слышали многое, и хозяина кабинета было сложно чем-либо удивить, но мне удалось. — Что за бред? Ты же педагог, у Вас диспансеризация ежегодно.
— Кушать все хотят, — глубокомысленно. Да, черт побери, платила за справки, лишь бы не лазить на это дурацкое кресло, не отвечать на унизительные вопросы и не корчится от боли во время осмотра.
— Ты понимаешь, надеюсь, что это, по меньшей мере, неумно? — нашелся моралист.
— Не знаю-не знаю. — Хотелось выбежать и разреветься. Но сидела и делала безразличное лицо.
На глазах выступили слезы, глаза я прикрыла и постаралась ниже опустить голову, уши просто пылали. В этот момент почувствовала его руку на своих волосах. Он меня гладил, приговаривая: "Ничего, ничего, все хорошо будет, немножко потерпи". И от этих его слов и прикосновений в животе какое-то новое ощущение появилось, приятное.
Слезы предательски подходили все ближе.
Он отложил ручку, смотрел в глаза, долго и внимательно. Видимо, хотел что-то сказать, потом резко передумал. Подошел, приобнял, толи по-дружески, толи по-отечески.
— Ален, я тебя сейчас посмотрю и все решим. Если порядок, держать не буду. Хорошо?
Я кивнула. Он меня тихонько подвел к ширме: — Проходи на кресло.
Отошел к раковине, моет руки. Я оцепенела. Смотрю на него и думаю: интересно, а кубики на прессе остались или время взяло свое? Под этим костюмом ничего не разобрать. Сколько лет хожу в зал, ни разу не видела мужского тела, совершеннее, чем у него тогда. Он ходил по дому в светло-голубых джинсах или шортах и футболке и походка была, как у тигра, столько силы, уверенности, упругости: А когда выходил из душа без футболки: Красивый все-таки у тебя дядька, фигура такая, видно, что качается, прям Аполлон: