Как-то я уже рассказывал вам свое приключение с Надюшкой, с очень понравившейся мне девицей.
Так начал говорить Иван Петрович, сидя с нами за стаканом вина у камина.
— Ну, а теперь, раз вы настаиваете, я расскажу продолжение. Ну, вот… Как вы, вероятно, помните, я почти с полгода был в близких отношениях с этой Надей, девицей шестнадцати лет. Обычно она с матерью приходила ко мне раз в неделю днем. Мать наводила порядок в квартире, а я забирался с Надей в кабинет и еб ее.
Должен сказать, что ее мать была весьма привлекательной, молодой вдовой, но с ней я как-то не успел сблизиться. Все мое внимание было сосредоточено на Наде.
Правда, я не раз бросал на Наталью, то есть на Надину мать, довольно откровенные взгляды, заставлявшие ее краснеть, и не раз думал об интимных с нею отношениях, да и хуй не раз становился колом, когда она вытирала пол и выгибала вверх свой аппетитный зад, но до поры до времени все шло по-прежнему.
Кстати, мне было особенно приятно то, что красивая Наталья отлично знала, когда и даже как я ебу ее дочку. Я был почти уверен, что она подслушивает у дверей кабинета, когда я лежал там с ее Надей на кушетке, и даже подсматривает за нами через щель обычно неплотно прикрытой двери. И это почему-то дополнительно возбуждало меня. Не знаю, расспрашивала ли Наталья дочку об интимных подробностях или нет, но кое-какие разговоры по этому поводу между ними, конечно, были.
Итак, все шло обычно почти с полгода. Наде было уже шестнадцать с половиною лет, она стала весьма привлекательной, и меня все менее удовлетворяли мимолетные, редкие, дневные встречи с ней.
Целый ряд обстоятельств и соображений, очень хорошо понятных жителям маленьких городков, затрудняли простое решение этого вопроса, который мы неоднократно обсуждали с Надей. Но однажды Надя, с ведома матери, предложила мне навестить их ночью. Я мгновенно согласился. Но внезапно мне пришлось уехать по службе на целых три недели из города. Мой отъезд, правда, сопровождался откровенным разговором с Натальей, с которой мы условились, что в первый же день моего возвращения я приду к ним на ночь. Приду, как только на дворе станет темно.
Злосчастные три недели, а точнее, как помнится, восемнадцать дней пролетели в конце концов, и я вновь был дома. Ни о чем, разумеется, я не думал, кроме предстоящего первого посещения Нади и Натальи.
Часов около двенадцати вечера я отправился к ним и, так как они жили невдалеке от меня, минут через пять-шесть я уже тихонько постучал в окно.
Послышался легкий шум, и дверь приоткрылась. Я скользнул внутрь и закрыл за собою дверь на засов.
Квартира их состояла из двух комнат и кухни, соединенных коридорчиком. Нигде ни огонька.
При слабом свете из окна я увидел Наталью, стоявшую возле меня в одной рубашке. Она забросала меня вопросами:
— Здравствуйте, с приездом! Ну, как дошли, Иван Петрович? Никого не встретили?
— Здравствуй, Наталья! Хорошо! Ни единой души, — сказал я, с удовольствием пожимая теплую руку и удерживаясь от желания обнять ее за талию.
— А где же Надя?
— Ждет вас. Она в кровати.
Наталья отворила дверь во вторую комнату и вошла туда, ведя меня за руку.
— Надька, твой муж пришел! Принимай!
— Да, муж… Целый месяц не показывался!
— Да ты же знаешь, Надюша, где я был. И не месяц. Здравствуй!
— Ну, здравствуйте, если… не забыли.
— Только не ссорьтесь! — вмешалась Наталья. — Иван Петрович пришел, чтоб побаловаться с молодой женой, а не ругаться.
— А ты, мама не защищай его!
Разговор этот шел вполголоса, пока я ощупью, направляемый Натальей, подходил к широкой кровати, откуда раздавался голос Нади. Нащупав рукой кровать, я присел и, наклонившись, стал искать руками Надю. Поиски эти были, конечно, недолги, и через пару секунд я уже обнимал свою "женку".
Она обвила мою шею голыми ручонками и крепко поцеловала.
— Соскучились?
— Ужасно! А ты?
— И я… Мама все смеялась…
— Да как же — все хнычет: "Он меня забыл! Он меня бросил!" Смех да и только.
Я впился горячим поцелуем в губки Нади и руками стал мять через рубашку милые сосочки. Наталья заговорила:
— Как же мы сделаем? У нас ведь только одна кровать. Где вы с ней ляжете? Или куда я лягу?
— Мама, как тебе не стыдно… так говорить.
— Что там стыдно? Дело-то обычное. Ты уже сама хорошо понимаешь… Знаете, Иван Петрович, придется нам спать здесь втроем… А?
— Лучше и не надо!
— Я не хочу, мама! Что это еще? Он посидит и уйдет.
— Э нет, Наденька, я не могу на это согласиться! Я с тобой хочу побаловаться.
— А я не хочу! Вот и все! Что это за выдумки? При маме?
— Ну, хватит тебе, Надька. Иван Петрович, раздевайтесь да ложитесь. А я с краю…
Я стал раздеваться. Надя сердито ворчала, уверяя, что не позволит мне ничего.
Оставив на себе одну рубашку, я с замиранием сердца растянулся посреди широкой кровати. Хуй уже давно был как палка.
Надя повернулась к стене и, когда я притронулся к ней, сердито оттолкнула меня локотком.
Наталья легла рядом со мной и я почувствовал ее горячее дыхание у себя на шее.
— Наденька, повернись ко мне… Милая женочка моя.
— Если я ваша жена, то вы бы меня любили, а то вы меня не любите совсем!
— Горячо люблю, золотко мое!
— Вы бы меня послушались и не ложились бы!
— Потому-то я и лег, что горячо люблю! Да не говори мне "вы" , мужу говорят "ты".
— Я не привыкла еще и мне стыдно.
— Ну, повернись, дай мне свои чудесные губки.
Лед понемногу стал таять. Надя начала поворачиваться ко мне лицом, а я в то же время задирал ей рубашонку… Она слегка отталкивала мои руки, но рубашонка осталась поднятой выше ее грудок.
Подняв и свою рубашку, я прижался к ней голым телом и стал взасос целовать ее плечи, щечки, шейку, ощупывая правой рукой ее бедра, спинку, жопку…
Надя тихонько приподняла левую ногу и положила ее на меня, пропуская хуй между своих ножек. При этом нога Нади коснулась Натальи.
— Вот так, Надька, хорошо! Обнимай его и ногами! Я тоже так делала!
Надя быстро отдернула ногу, сжав при этом мой хуй между своих ляжек, и зашептала:
— Вот видишь, Ваня, как… неудобно. Мама чувствует, что мы делаем…
— Да разве мама не знает, что делают муж и жена в кровати?
— Да, но нехорошо это.
— Ничего, не обращай внимания.
— Я и то не… Ух, как стыдно.
Я еще жарче стал целовать ее. Сисеньки были в моей власти… Вскоре Надя стала тяжело дышать и слегка сдавливать мой хуй своими бедрами.
— Наденька, — шептал я, — я очень хочу, ляг на спинку.
— Нет, нет…
— Я очень прошу тебя. Я только чуть-чуть.
— Нет, мама же здесь… стыдно.
— Надька, не дури! А у вас, Иван Петрович, уже… стоит?
При этом рука Натальи скользнула по моей пояснице, животу и схватила хуй.
Надя вздрогнула и отбросила свою жопку к стенке…
— Ого, Иван Петрович! Он у вас что надо! Не стесняйтесь, загоняйте его! За это время ока тоже измучилась… Небось, захотела.
Она отпустила мой хуй, правда, как-то нехотя и с сожалением, а я, отбросив всякую сдержанность, повернул слабо сопротивлявшуюся Надю на спину и лег на нее… Она молча раздвинула ноги и сама согнула их в коленках.
Я начал нащупывать головкой хуя ее дырочку… Она была очень горячая и очень мокрая. Надя дрожала.
Медленно я начал засаживать ей.
— Больно! . . Потихоньку!
— Надька, перестань. Не первый же раз.
— Больно… Мама, отпусти мою ногу! Не загибай ее!
— Не будь дурой! Так глубже войдет и будет слаже…
— Но больно. Пусти. Ой, стыд-то какой.
— Ничего не стыдно… Иван Петрович, вы ей по яйца. По самые яйца! В матку, чтобы забеременела…
— Мама-а… как тебе не стыдно.
— Наденька, мама верно говорит, тебе надо сделать ребенка.
— Нет, нет! Уйди тогда от меня! Выйми, Вы… выйми!
— Наденька, я хочу сделать тебя… беременной.
— Иди тогда к маме и делай ей ребенка, а мне не нужно. Выйми.
— Я хочу сперва, чтобы ты забеременела от меня.
— От такого, как у вас, Иван Петрович, любая захочет забеременеть, а моя Надька этого не понимает.
— Мама, ма… стыдно так говорить. Ой, ой!
— Чего ойкаешь, лежи спокойно… Дай как следует Ивану Петровичу побаловаться. Иван Петрович, надо было бы ей под жопу подушку. Может, подложить?
— По… потом, Наталья… сейчас я так.