Поездами мне приходится ездить часто, как правило, ничего необычного в пути не происходит, и детали этих поездок постепенно выпадают из памяти. Но вот одно путешествие, которое я предприняла в феврале прошлого года, видимо навсегда запомнится мне, уж слишком интересным и волнующим оно было.
Заранее извиняюсь за использование ненормативной лексики, но без нее передать весь вкус запретного плода, который вкусили я и мои попутчики, невозможно.
Мой поезд уходил из Москвы, с Ярославского вокзала. В пути ему предстояло пробыть двое суток, моя станция была конечной.
В купе, кроме меня, 19-летней худенькой студентки-блондинки, собрались еще пара фактурных молодоженов, Вениамин и Анна и жилистый, лысый старик Степаныч. Его имя я узнала позже, по ходу движения. Что касается семейной парочки, то словоохотливый Вениамин тут же выболтал свое и своей супруги имя и вообще гомонил без умолку, чем, кажется, смущал свою гордую и несколько щепетильную жену.
Благодаря Вениамину мы скоренько узнали, что поженились они неделю назад и теперь едут навестить его любимую тетушку, которая из-за болезни не смогла быть на свадьбе. Интерес тут, похоже, был не только родственный, но и сугубо материальный, это можно было понять из шутливых намеков любящего племянника на то, что у родственницы имеются не только деньжата, но и богатая недвижимость.
— Две гостиницы в Крыму, дом в Болгарии! Но строгая, любит, чтобы все по ее было.
Анна неловко улыбалась, дергала мужа за рукав, но, кажется, только раззадоривала его:
— Да что вы! Она на свадьбу квартиру подарила нам на Волгоградском проспекте. Хотите фото покажу?
Я бросила короткий взгляд на явно сконфуженную Анну. Русая, с волосами, заплетенными в богатую косу, с зелеными глазами такими большими, что казалось только они и присутствуют на ее лице. А вот кожа небезупречна, на лбу и на щеке запудренные прыщи. Я сидела и тихонько ликовала от этого наблюдения. Хотя, конечно, не подавала виду. Мое — то личико почище будет!
Однако я должна была признать, что, в общем и целом, уступаю попутчице в красоте. Еще, как только она сняла с себя верхнюю одежду, я успела позавидовать ее длинным, с широкими бедрами ногам, узкой талии, красивым, ухоженным рукам с безупречно отшлифованными ногтями. Но никому и ни за что не призналась бы в этом.
Что касается Степаныча, это был, по-видимому, аморальный тип, со шныряющими под седыми бровями маленькими, мутными глазками, часто и как-то плотоядно облизывющийся и, и вообще, ведший себя так безобразно, как будто в купе с ним никого не было. Как хорь какой в курятнике.
Что стоил один только его оценивающий, какой-то словно хозяйский взгляд и привычка подробно рассматривать попутчиков, фиксируясь на их недостатках. Такому пристальному осмотру были подвергнуты все. Анну старик рассматривал дольше всех, при этом его глазки умаслились донельзя.
Столкнувшись со взглядом деда, девушка тут же отвернулась, покраснела и приняла горделивую осанку. Степаныч удовлетворенно хехекнул.
А во мне, видимо, наш неудобный попутчик не разглядел ничего интересного. В дорогу я не стала наводить марафет и надевать линзы. В общем — серая мышка: джинсы, свитер, шарф, очки. Хотя многие меня считают красивой, не смотря на то, что я невысокого роста, с узкими бедрами (хотя и стройными ногами) , почти совсем не развитой "мальчишеской" грудью, правда, с большими, крепкими сосками. Как сказал один мой отвергнутый поклонник "поджарая, как сучка".
Старик в основном молчал с интересом, словно "себе да уме" вслушиваясь в болтовню Вениамина. Затем деловито распаковал сумку, достал бутылку коньяка:
— Метнись-ка, Венька, за стаканами, счас пить будем. Это значит, дорогу коротать. Дорога у нас дли-инная, интересная.
Вениамин глянул на супругу.
— Не смей, слышишь, — сжала та его руку.
— Да не тушуйтесь вы, голубки. Дедушка на севере 40 лет "оттрубил" кочегаром. Теперь вот вышел "на дембель" , еду в Среднюю полосу, домишко обживать. И деньжата есть. Западло не выпить за дедушку!
Тут, как на грех в купе заглянула проводница.
— О, красавица, принеси-ка нам стаканчики, — показал бутылку Степаныч.
— И что из стаканов будете коньяк пить? — удивилась дебелая женщина, — вообще-то в вагоне нельзя… Ну, ладно, сейчас, — лукаво подмигнула она старику и вскоре вернулась с четырьмя рюмочками.
— Специальные, фирменные, для вас! — снова подмигнула она деду, словно в ее глазах он имел авторитет.
— С нами выпьешь?
— На службе нельзя.
Она удалилась, демонстративно виляя бедрами.
— Чего это она? — проводил ее взглядом Вениамин.
— Чует сука кобеля, — неизвестно к чему удовлетворенно "пропел" пожилой кочегар.
Сломал пробку, разлил душистый алкоголь по рюмкам.
— Ну, давайте, за мое здоровье хорошее! Или вам особое приглашение нужно?
Молодожены молча смотрели друг на друга.
— Подождите, у меня шоколадка есть, подыграла я и достала из дорожного пакета свою любимую "Аленушку".
— Ай, молодец, девонька! — засуетился старик, — а я-то и не подумал о закуси, склероз уж видно. Как звать-то тебя?
— Оксана.
— Ну, а меня Степаныч, стал быть. Давай, Оксаночка, по маленькой, пока эти двое играют в целок.
Мы выпили. И так хорошо сделалось внутри, словно мир обрел прекрасную, добрую, ласковую суть.
Дед вышел, на столе, случайно или нарочно оставил свой кошелек. Большой, небывало пузатый, со старомодной застежкой. Наверняка решил хвастнуть — старый прохиндей — своей мошной. Смотрите мол, птенцы желторотые, какие у бывалых людей деньжищи!