Это Валентина пришла с работы и сразу повела Вовку в баню. И все бы ничего, если бы в бане домогалась Вовки одна Валя. В полутьме, когда привыкли глаза, Макаров обнаружил еще одну, низенькую и толстую. Таких женщин Вовка называл "табуретка".
— Это что за явление?
— Это подружка моя.
"Табуретка" встала с лавки и писклявым голосом представилась:
— Катя:
— Ну, вы тут пообщайтесь пока, а я в предбаннике посижу! — заявила тетка и удалилась.
*****
Наступили летние каникулы. Большие. Огромные. Увлекательно заманчивые. Повзрослевший Вовка Макаров закончил девятый класс и маялся вынужденным бездельем. Семейство Макаровых в деревню пока не собиралось, да тут еще тетка Валя прислала загадочную телеграмму, которая гласила: "Племяш, приезжай, поможешь. Станция Чепково, деревня Сенцово". В свое время тетя Валя и ее мать здорово помогли Макаровым по уборке дачного огорода, который дал по первости урожай просто бешеный. И теперь на семейном совете было решено отпустить Вовку в Сенцово без промедления.
Бабушка быстро собрала внука в дальнюю дорогу (сто километров от Москвы, хе-хе) , надавала с собой кучу пирожков и гору теплой одежды (едешь на день, бери на неделю) , от которой Вовка вяло отбивался, но потом сломался, забил и еду, и одежду в большой рюкзак и отправился на вокзал. Но по дороге Макаров зашел к Сашке Капко, своему школьному приятелю, сгрузил ему лишнюю одежду и пирожки и налегке зашагал к автобусу.
Электричка доставила Вовку на платформу без особенных приключений, и через два часа он стоял, вдыхая свежий, настоянный на местных ароматах воздух. Станция "Чепково" представляла собой две деревянные платформы и большой деревянный же дом с соответствующей надписью, внутри которого помещался зал ожидания, касса и буфет на четыре столика, один из которых занимал угрюмый небритый мужик. Вовка миновал столик с мрачным типом, подошел к буфетной стойке и вежливо поздоровался с румяной дородной теткой в белом, условно чистом халате:
— Добрый день!
Тетка благосклонно кивнула, мол, добрый.
— Не подскажете ли, как до Сенцово добраться?
— А вон Колька из Сенцово. Скоро обратно поедет.
Мужик услышал свое имя, помрачнел еще больше и стукнул пустым стаканом о крышку стола.
— Клавка, налей!
— Вот чудак! — ласковым голосом заметила Клавдия. — Как же я тебе налью, если у тебя денег нету?
— Налей, Клавка! Выебу!
— Да ладно, выебет он! У тебя от водки не стоит давно!
— Стоит!
— Докажи!
— Налей для бодрости сто грамм! Докажу!
— Ладно, — смилостивилась Клавдия. — Сто налью. А потом, если кончишь на улице в пыль, с меня — полный стакан!
— До краев?
— До краев.
Колька принадлежал к тому разряду алкоголиков, которые пьянеют от полстакана "прозрачной" , но дальнейший прием изобретения Менделеева их никак не успокаивал, но лишь побуждал к дальнейшим подвигам. Мгновенно захмелевший от выпитого Колька, покачиваясь, вышел на площадку перед "вокзалом" , корявыми пальцами расстегнул ширинку и вывалил наружу большущий, белый, как гигантский опарыш, член. Затем крякнул и пустил на землю толстую желтую струю. Натерпелся, бедный, подумал Вовка, а Колька перестал ссать и принялся дрочить, сжав член могучим кулаком.
Вокруг потемнело, пошел дождь, а Колька, пыхтя и распространяя вокруг удушливый запах перегара, все дрочил свой огромный, но вялый член, который мотался, словно слоновый хобот, но никак не хотел вставать. Дождь пошел сильнее, и Колька, в сердцах плюнув, засунул член в штаны и, качаясь, побежал под крышу "вокзала" прятаться от дождя. "Дождь пройдет, поедем" , — буркнул он Вовке. — "Нальешь?".
Скоро дождь кончился, и телега с экипажем из Кольки и Вовки бодро покатила по лужам, влекомая в Сенцово невзрачной пегой лошадкой. Колька, оживленный еще ста граммами водки, "подаренными" Вовкой, нахлестывал пегашку, но скоро притомился и задремал на теплом июньском солнышке, согнувшись крючком, но вожжей не выпустил. Правда, умное животное, похоже, и так знало, куда ехать, и вскоре вдали показались серые крыши, крытые рубероидом и шифером. Колька пробормотал: "Клавка, налей!" и проснулся. "Вон оно, Сенцово" , — сказал он и показал грязным пальцем на крыши. — "Там у меня самогоночка заныкана". Когда подъехали ближе, Вовка спросил:
— А где тут Валентина Кокорева живет?
— Валька-рыжая? — ответствовал Колька. — А вон под железной крышей. Сейчас подъедем.
Он хлестнул вожжами лошаденку, та фыркнув, побежала быстрее, и скоро телега остановилась у дома под железной крышей, крашеной в красный свет.
— У тебя трояка нет до зарплаты? — спросил Колька, когда Вовка спрыгнул с телеги.
Вовка покачал головой.
— Рубль есть.
— Давай. Бля буду, отдам.
Вовка понимал, что не отдаст, но налаживать контакты с аборигенами было нужно всегда, и Макаров подарил Кольке мятый желтый рубль. Как раз на стакан водки. Вовка тут же забыл о подарке, потому что калитка отворилась, и ему навстречу вышла тетка Валя во всей своей рыжей красе. Увидев Вовку, она побежала, распахнув объятья, и ее "китайский" халат тоже распахнулся. Она потолстела со дня их последней встречи, большие груди стали еще больше и отвисли, живот округлился, а кудрявые волосы на лобке стали еще гуще. Вовка из вежливости сделал шаг навстречу, но поскользнулся на курином дерьме и попал в эти самые объятья лицом аккурат между огромных белых мягких сисек.
— А я баньку истопила! — заявила Валя громогласно вместо приветствия, подхватив Вовку под мышки. — Ванных у нас в деревне нет, так что: Пойдешь с дороги?
Вовка кашлянул.
— Это потом. Сначала пожрать бы, да и поговорить, что стряслось. А потом можно, конечно.
Через пять минут Вовка знал все новости деревни Сенцово. Валентина подробно рассказала, у кого корова сдохла, у кого крыша прохудилась, а у кого телевизор сгорел. Вовка терпеливо слушал тетю, а сам поглядывал на ее мощную фигуру, с трудом помещавшуюся на шатком табурете. На вымытом до белизны столе в чугунке дымилась горячая картошка, на больших тарелках лежали пахнувшие укропом и смородиновым духом огурцы и бело-розовое сало, а венчало все это сельское великолепие большая четверть с мутной жидкостью на дне. Самогонку пить Вовка решительно отказался, а вот остальное отведал с большим аппетитом.
— А что у вас за беда-то, про которую ты писала?
— Беда-то? А беда, племяш, что истосковалась я. Так истосковалась без мужика:
— Постой, а этот?
Вовка кивнул на храпевшего на сундуке мужа Валентины.
— А, этот:
Она понизила голос, словно хотела сообщить Вовке большую тайну:
— Не стоИт у него, понимаешь:
— Давно?