— Дома у Димы ничего подобного с трехлетнего возраста не было, — сказала мама.
— У детей постарше, как Ваш, это не такая уж и редкость, — заметила Надя, — Особенно в больнице.
— Ага, многие в больнице писаются, — сказала Ира, — Резкая смена обстановки, стресс…
— Вы только не волнуйтесь, — обратилась к маме Надя, — Мы постараемся подобных вещей больше не допускать.
— Мы следим, чтобы каждый ребенок вовремя ходил по-маленькому и по-большому, — добавила Ира.
Слушая разговор медсестер с мамой, я не знал, куда деться от смущения. Одно дело, когда незнакомые люди обсуждали это между собой и совсем другое, когда медсестры рассказывали о моих конфузах маме — спокойно и буднично, как будто речь шла о двухлетнем малыше.
— Ну как тебе в этой палате? — спросила меня мама.
— Мы можем перевести назад, если не нравится, — улыбнулась Ира.
Я отрицательно мотнул головой. Несмотря на свои не слишком приятные особенности ясельная палата была намного лучше прежней, девчоночьей. Возвращаться туда мне совсем не хотелось.
— Потерпи, зайчонок, — ласково сказала мама, погладив меня по голове, — Врач сказала, что наверно через три дня выпишут.
Я тяжело вздохнул. Три дня казались немыслимо долгим сроком.
— Мам, а что, если тебе разрешат тут остаться? — с надеждой спросил я, подумав, что может оно и к лучшему, что меня перевели в палату для малышей, — Смотри, в этой палате все с мамами.
— Даже не знаю, — замялась мама, — Больничный наверно взять не получится — и так все в этом году на тебя израсходовала. Только в счет отпуска.
— Извините, но мы разрешаем родителям лежать в больнице только с детьми грудного и ясельного возраста, — немного виноватым тоном сказала Ира.
— До трех лет, — пояснила Надя, — Потому что мамы следят за своими малышами — главным образом меняют мокрые штанишки. Иначе нам на всех рук не хватит.
— Этот тоже мочит штанишки, — усмехнулась Оля.
— Ну он же не делает это каждый час, — улыбнулась Ира.
— Обратитесь к Нине Петровне — заведующей отделением, — посоветовала Надя, — Может разрешит в порядке исключения.
— Надо будет завтра спросить, — сказала мама.
Побыв со мной еще полчаса, мама начала собираться.
— Пока, Димуля, — ласково улыбнулась она, увидев, что мне принесли ужин, — Хорошо себя веди и не писай в штаны.
Я обиженно посмотрел на маму — неужели медсестры сумели ее убедить, что я, как грудной, не могу контролировать мочевой пузырь?
Через час после ужина сменились медсестры.
— Это Маша с Оксаной, — представила мне новых девушек Ира, — Ночные медсестры.
"Точно практикантки" — подумал я, украдкой разглядывая совсем юных девушек в белых халатах.
— Интересно, что такой большой тут делает? — удивленно поинтересовалась Маша.
— Перевели к нам потому что писается, — с улыбкой объяснила Надя.
Вкратце рассказав новым медсестрам о событиях за день, Надя с Ирой покинули палату. Ночные медсестры казались намного добрее прежних — особенно симпатичная улыбчивая Маша. Я решил попроситься у нее в туалет, надеясь, что медсестра разрешит мне выйти из палаты.
— Куда? — удивилась Маша, услышав мою просьбу.
— В туалет, — тихо повторил я.
— Они что не дали ему горшок? — раздраженно спросила Оксана.
— Вон стоит, — улыбнулась Оля, показав на стоящий под моей кроватью эмалированный детский горшок.
— Так в чем тогда дело? — обратилась ко мне Оксана, — Бери горшок и делай туда все свои детские делишки.
Обиженно вздохнув, я поплелся к своей кровати. "Хорошо, что по крайней мере не стала настаивать, чтобы я сходил на горшок в ее присутствии" — подумал я, твердо решив терпеть мучивший меня после ужина позыв по-большому.
— До сих пор не сходил на горшок? — поинтересовалась Оксана через пять минут, проходя мимо моей кровати, — Давай, Дима. Не надо терпеть. Тебе все равно придется этим горшком пользоваться. У нас в палате все дети ходят только на горшок. И по-маленькому, и по-большому.
— Что ты его уговариваешь? — обернулась стоящая у одного из пеленальных столов Маша, — Уже не маленький. Захочет — сходит.
Медсестры были правы. Чувствуя усиливающийся с каждой минутой позыв какать, я с обидой понял, что мне рано или поздно придется сесть на горшок.
— Бери термометр, — сказала Оксана, протянув мне градусник.
За пять минут, пока я держал подмышкой термометр, позыв по-большому стал совсем нестерпимым. Едва дождавшись, когда Оксана заберет у меня градусник, я вскочил с кровати и посмотрел на стоящий под ней горшок. Я намеревался отнести его в ванную и покакать там, надеясь, что новые медсестры не станут настаивать, чтобы я ходил на горшок в главной комнате у всех на виду.
Нагнувшись, чтобы достать из-под кровати свой горшок, я неожиданно громко пукнул и в ужасе замер, чувствуя, как между ягодиц расползается теплая масса. "Неужели обкакался?" — в панике подумал я и густо покраснел. Было абсолютно непонятно, что мне теперь делать. Я прекрасно понимал, что медсестры по-любому обнаружат, что у меня грязные трусы — даже если я схожу на горшок. Кому-то из них ведь придется вытирать мне после горшка попу. "И почему я терпел до последнего?" — в отчаянии подумал я. Разумеется теперь было все равно — сходить на горшок или сделать все под себя. Я густо покраснел и, окончательно сдавшись, громко наложил в трусы приличную кучу.
— Ты что обкакался? — обернулась на меня Оксана.
— Ага, очень подозрительно пахнет, — улыбнулась Катя, — И штаны сзади отвисли.
Быстро подойдя ко мне, Оксана заглянула мне за спину и пощупала попу.
— Ничего себе наложил кучу! — сообщила она уставившимся на меня мамам.
Я растерянно стоял перед медсестрой с пунцовым от стыда лицом.
— Ты почему обкакался? — набросилась на меня Оксана, — Что молчишь? Почему ты не сходил на горшок, когда тебя об этом просили? Терпел до последнего, пока не наложил кучу в штанишки!
Ко мне быстро подошла Маша.
— Смотри, Машка, как обкакался, — показала на мою попу Оксана.