– Дома у Димы ничего подобного с трехлетнего возраста не было, – сказала мама.
– У детей постарше, как Ваш, это не такая уж и редкость, – заметила Надя, – Особенно в больнице.
– Ага, многие в больнице писаются, – сказала Ира, – Резкая смена обстановки, стресс…
– Вы только не волнуйтесь, – обратилась к маме Надя, – Мы постараемся подобных вещей больше не допускать.
– Мы следим, чтобы каждый ребенок вовремя ходил по-маленькому и по-большому, – добавила Ира.
Слушая разговор медсестер с мамой, я не знал, куда деться от смущения. Одно дело, когда незнакомые люди обсуждали это между собой и совсем другое, когда медсестры рассказывали о моих конфузах маме – спокойно и буднично, как будто речь шла о двухлетнем малыше.
– Ну как тебе в этой палате? – спросила меня мама.
– Мы можем перевести назад, если не нравится, – улыбнулась Ира.
Я отрицательно мотнул головой. Несмотря на свои не слишком приятные особенности ясельная палата была намного лучше прежней, девчоночьей. Возвращаться туда мне совсем не хотелось.
– Потерпи, зайчонок, – ласково сказала мама, погладив меня по голове, – Врач сказала, что наверно через три дня выпишут.
Я тяжело вздохнул. Три дня казались немыслимо долгим сроком.
– Мам, а что, если тебе разрешат тут остаться? – с надеждой спросил я, подумав, что может оно и к лучшему, что меня перевели в палату для малышей, – Смотри, в этой палате все с мамами.
– Даже не знаю, – замялась мама, – Больничный наверно взять не получится – и так все в этом году на тебя израсходовала. Только в счет отпуска.
– Извините, но мы разрешаем родителям лежать в больнице только с детьми грудного и ясельного возраста, – немного виноватым тоном сказала Ира.
– До трех лет, – пояснила Надя, – Потому что мамы следят за своими малышами – главным образом меняют мокрые штанишки. Иначе нам на всех рук не хватит.
– Этот тоже мочит штанишки, – усмехнулась Оля.
– Ну он же не делает это каждый час, – улыбнулась Ира.
– Обратитесь к Нине Петровне – заведующей отделением, – посоветовала Надя, – Может разрешит в порядке исключения.
– Надо будет завтра спросить, – сказала мама.
Побыв со мной еще полчаса, мама начала собираться.
– Пока, Димуля, – ласково улыбнулась она, увидев, что мне принесли ужин, – Хорошо себя веди и не писай в штаны.
Я обиженно посмотрел на маму – неужели медсестры сумели ее убедить, что я, как грудной, не могу контролировать мочевой пузырь?
Через час после ужина сменились медсестры.
– Это Маша с Оксаной, – представила мне новых девушек Ира, – Ночные медсестры.
"Точно практикантки" – подумал я, украдкой разглядывая совсем юных девушек в белых халатах.
– Интересно, что такой большой тут делает? – удивленно поинтересовалась Маша.
– Перевели к нам потому что писается, – с улыбкой объяснила Надя.
Вкратце рассказав новым медсестрам о событиях за день, Надя с Ирой покинули палату. Ночные медсестры казались намного добрее прежних – особенно симпатичная улыбчивая Маша. Я решил попроситься у нее в туалет, надеясь, что медсестра разрешит мне выйти из палаты.
– Куда? – удивилась Маша, услышав мою просьбу.
– В туалет, – тихо повторил я.
– Они что не дали ему горшок? – раздраженно спросила Оксана.
– Вон стоит, – улыбнулась Оля, показав на стоящий под моей кроватью эмалированный детский горшок.
– Так в чем тогда дело? – обратилась ко мне Оксана, – Бери горшок и делай туда все свои детские делишки.
Обиженно вздохнув, я поплелся к своей кровати. "Хорошо, что по крайней мере не стала настаивать, чтобы я сходил на горшок в ее присутствии" – подумал я, твердо решив терпеть мучивший меня после ужина позыв по-большому.
– До сих пор не сходил на горшок? – поинтересовалась Оксана через пять минут, проходя мимо моей кровати, – Давай, Дима. Не надо терпеть. Тебе все равно придется этим горшком пользоваться. У нас в палате все дети ходят только на горшок. И по-маленькому, и по-большому.
– Что ты его уговариваешь? – обернулась стоящая у одного из пеленальных столов Маша, – Уже не маленький. Захочет – сходит.
Медсестры были правы. Чувствуя усиливающийся с каждой минутой позыв какать, я с обидой понял, что мне рано или поздно придется сесть на горшок.
– Бери термометр, – сказала Оксана, протянув мне градусник.
За пять минут, пока я держал подмышкой термометр, позыв по-большому стал совсем нестерпимым. Едва дождавшись, когда Оксана заберет у меня градусник, я вскочил с кровати и посмотрел на стоящий под ней горшок. Я намеревался отнести его в ванную и покакать там, надеясь, что новые медсестры не станут настаивать, чтобы я ходил на горшок в главной комнате у всех на виду.
Нагнувшись, чтобы достать из-под кровати свой горшок, я неожиданно громко пукнул и в ужасе замер, чувствуя, как между ягодиц расползается теплая масса. "Неужели обкакался?" – в панике подумал я и густо покраснел. Было абсолютно непонятно, что мне теперь делать. Я прекрасно понимал, что медсестры по-любому обнаружат, что у меня грязные трусы – даже если я схожу на горшок. Кому-то из них ведь придется вытирать мне после горшка попу. "И почему я терпел до последнего?" – в отчаянии подумал я. Разумеется теперь было все равно – сходить на горшок или сделать все под себя. Я густо покраснел и, окончательно сдавшись, громко наложил в трусы приличную кучу.
– Ты что обкакался? – обернулась на меня Оксана.
– Ага, очень подозрительно пахнет, – улыбнулась Катя, – И штаны сзади отвисли.
Быстро подойдя ко мне, Оксана заглянула мне за спину и пощупала попу.
– Ничего себе наложил кучу! – сообщила она уставившимся на меня мамам.
Я растерянно стоял перед медсестрой с пунцовым от стыда лицом.
– Ты почему обкакался? – набросилась на меня Оксана, – Что молчишь? Почему ты не сходил на горшок, когда тебя об этом просили? Терпел до последнего, пока не наложил кучу в штанишки!
Ко мне быстро подошла Маша.
– Смотри, Машка, как обкакался, – показала на мою попу Оксана.