– Потому! – резко оборвал ее Игаша. Его глаза вновь стали жесткими. – Я уже вам сказал, что нас никто отсюда не выпустит! Пока мы не опустошим часы своими рассказами: И вы все это знаете!
– Да уж, – передернул плечами Михон. Он вспомнил, как с трудом нашел выход из школы, как потом деревья гонялись за ним по школьному двору, как он еле-еле нашел то известное окно и этих: собеседников. – Кстати, Игаша, а что случилось с Толяном? Куда он делся?
Игаша застыл, и на его лице замелькали тени ответов.
– Он ушел, – невыразительно произнес подросток, глядя в пол. – Он отдал мне эти часы, сказал, что надо сказать и ушел.
– А как:
– Значит, ты говоришь, что Петруччо предложил тебе член измерить? – Игаша в упор глянул на Михона. – И что же было дальше?
– Ладно. Одним словом, я гордился своим членом.
Он помолчал, как бы ожидая возражений, но их не последовало. Анна Евгеньевна шумно дышала и теребила в руках носовой платок. Маринка вновь перебирала струны на гитаре. Сашка тщетно пытался застегнуть порванную рубашку. А Игаша опять сально улыбался. И все они смотрели на Михона.
– Вот, – продолжил Михон. – Петруччо предложил измерить мой член линейкой. Сказал, что у него есть и деревянная, и металлическая, и пластмассовая: Но я очень стеснялся, и все что я смог, это попросить журнальчик на денек. Петруччо, конечно же, не разрешил. Он умел уговаривать: Для начала мы измерили его член: Он был, естественно, больше моего, но тогда я просто обалдел. Взрослый мужик показывал мне свой:
– Свинья, – проворчала Анна Евгеньевна. Она уже спрятала платок и спокойно выдержала метнувшего на нее взгляд Игашу.
– Может быть… Потом мы стали мерять мой… Петруччо сказал, что мой член вполне достоин того, чтобы участвовать в конкурсе. Он вытащил фотоаппарат и сфотографировал меня… ну, без трусов… Потом он спросил, умею ли я хранить взрослые тайны. Конечно же, я был сама могила… Он показал мне фотографии мальчиков, которые тоже, по его словам, претендовали на участие в конкурсе. И там я увидел знакомого пацана. Мы с ним отдыхали в загородном пионерском лагере. Почему-то это меня успокоило, и я поверил в честность намерений Петруччо. Перебирая фотки, я наткнулся на такую, где один мальчик держит во рту:
– Какой ужас! – воскликнула Анна Евгеньевна. Она вскочила с места и бросилась к двери каморки. Она рвала ручку на себя и наваливалась всем телом на крашеные доски. Но хлипкая на вид дверь совершенно не поддавалась яростному натиску. Учительница биологии, стеная, сползла на пол и уткнулась головой в косяк.
Михон подождал, пока этот демарш окончится, и уже спокойнее продолжил:
– Это был член Петруччо. Он сказал, что это, своего рода, тест, через который должен пройти каждый из претендентов.
– И ты прошел? – со скрытым возбуждением пробурчал Сашка.
– А как же! Это я потом понял, что тогда сделал. Но в тот день мне это: меня это: заинтересовало, что ли. Так заинтересовало, что я был ужасно недоволен, когда в дверь позвонил мой брат, вернувшийся из школы. Петруччо, конечно же, взял с меня слово о неразглашении. И до сих пор я хранил это слово.
– И тебе не стыдно? – Анна Евгеньевна повернула к Михону свое уставшее лицо сорокалетней женщины.
– Мне стыдно, что я нарушил слово, – отчеканил Михон и вновь отвернулся к окну.
– Меньше половины! – воскликнул Игаша. – В часах совсем чуть-чуть песку осталась!
*****
2.
– Я не совсем помню, – медленно начал Сашка, глядя себе под ноги. – Зато я точно помню, что любовью там и не пахло. Это было в детском саду. Мне просто очень хотелось увидеть, как: как устроены девчонки: Они все так прятали!
– Еще бы! – сально хмыкнул Игаша.
– Да, вот так, – Сашка поправил складки на юбке совершенно по-женски. – Я предложил одной девочке встретиться со мной в укромном месте и показать друг другу: Почему-то я был уверен, что мое достоинство ее очень заинтересует! . . Да: Укромное место оказалось аллеей к заброшенным воротам. Высоченные тополя, совсем засыпавшие дорожку листьями, казались колоннами. Я почему-то думал, что это романтическое место. Там меня охватывала особая дрожь возбуждения. Особенно в ожидании голого тела.
Анна Евгеньевна возмущенно задрала брови, глядя на непонятного паренька, переодетого в женскую одежду, но потом с облегчением поняла, что не она первая переступила грань. Слушать становилось интереснее.
– Она не пришла, – коротко подытожил Сашка.
– Не пришла? – разочарованно переспросил Игаша. Ну совсем, как ребенок, которому не дали обещанную конфетку.
– Нет, – усмехнулся Сашка, взглянув на обиженное лицо напротив. – Не пришла. Наверное, это была моя вина – я не сумел ее как следует увлечь. И теперь я боялся только одного. Я боялся, что она расскажет обо всем подружкам. Все девчонки – болтушки!
– Все: – загадочно повторила Маринка, прикусив щеку.
– Мне так кажется, – ответил Сашка, словно извиняясь. – Я чувствовал себя очень одиноко. Такой маленький мальчик под такими высокими деревьями. Я ощущал их силу, их превосходство надо мной: К тому же, небо потемнело, приближался дождь: захотелось уюта: казалось, что все были так далеко: Я бросился со всех ног к тому месту, где детей скликала воспитательница. Оказывается, нас еще ждал вечерний концерт, а я совсем про него забыл!
– Все? – с ехидцей поинтересовалась Анна Евгеньевна.
– Про детский сад? – Сашка устало облокотился на стену и его груди шевельнулись под рубашкой. – Почти. На том концерте одна из воспитательниц сидела на сцене. А я находился прямо напротив нее. Она сидела: ну, немного раздвинув ноги. Немного, но мне было достаточно, чтобы я увидел:
– Она была без колготок? – Игаша возбужденно наклонился вперед. Михон недовольно отодвинулся.
– В колготках. – Сашка ощущал себя опытным солдатом, вернувшимся из страшного боя живым и невредимым. – В черных таких колготках. Тогда это была большая редкость. И юбка ее была: Словом, я впервые увидел, что между ног взрослой женщины торчат волосы. У меня было не очень хорошее зрение, но я сидел на первом ряду и мне все было видно.
– Она была без трусов? – вновь неугомонный Игаша.
– Без трусов? . . Вряд ли. Но если трусы на ней и были, то они были: ну, прозрачные, что ли: Словом, я видел волосню взрослой женщины! – сердито закончил Сашка.
Все опять помолчали.
– Потом она перехватила мой взгляд и сомкнула ноги, – продолжил сторож внезапно. – После этого я пристрастился снимать свои трусы во время тихого часа, в кровати. Никто этого не видел, я делал все аккуратно. Я снимал их, засовывал под подушку и тихо млел от того, что я без трусов, а никто про это не знает. Потом я стал смотреть, как спит моя соседка напротив, Ирка Парамонова. Именно в то время, по-моему, я и начал заниматься онанизмом:
– Онанизмом: – Анна Евгеньевна словно выплюнула это слово.
– Мне было лет пять, – подытожил Сашка и посмотрел на часы. Кучка песка стала заметно больше.
Все оживились. Всем хотелось поскорее уйти. Надо только было сдать экзамен.
3. .
– А меня совратил двоюродный брат, – негромко сказала Маринка и все замолчали, повернув головы к девушке.
Она недоуменно покосилась на всех, словно не понимая, чего от нее хотят. Воцарилась тишина.
– Двоюродный брат, – вкрадчиво напомнил Игаша. Глаза у него были мутные.
– Да: Двоюродный брат. – Маринка с трудом подбирала слова. – Отвернитесь, блин! Я не могу так!