— Ты можешь кончить, Кормилица.
— Нет, нет, еще немного:
— Кончай, Кормилица! Немедленно!!!
— Еще минуточку: секундочку:
Катя с размаху ударила рукой по аварийной панели.
— А-а-а-а-ххххххххххххххххх: — Верочку выгнуло дугой в оргазме, спровоцированном аварийным импульсом сенсоров.
Побледневшая как полотно Катя, медленно выдохнула. На экране мелькали цифры в обратном отсчете. Штраф за аварийных выход. Цифры замедлились и встали. 273 процента. Сколько же там было-то? Триста пятьдесят? Все равно это ее персональный рекорд, если не рекорд абсолютный. Ай-да Верочка!
Катя дождалась, пока Верочка успокоится, сдула и откатила автомат, привела девочкину мандюшку в условный порядок. Потом отключила циркуляцию и отщелкнула штекеры шлангов.
— Слушай меня внимательно, Кормилица.
— Слушаю, Спикер.
— На счет три ты забудешь все, что было сегодня с момента твоего входа в Поток, а на счет пять выйдешь из потока. Тебе понятно?
— Да.
— Раз, два, три, четыре, пять!
СПИКЕР. Пересменка.
К концу второй смены следующего дня план сета был перевыполнен несмотря на то, что Спикер щадила ребят как могла. Просто так всегда бывает — отточенный, выверенный, обкатанный сюжет всегда работает лучше.
Тогда, уложив утомленную Веру, Катя, не снимая сенсоры, устало опустилась на стул, сосредоточилась и подала рапорт о досрочном свертывании сета. В течение бесконечной следующей секунды стены, потолок и пол Хлева густо покрылись кровавыми надписями "Нет!".
Конечно, никакой краски (и тем более крови) на стенах не было — картинка генерировалась сенсорами. Но сам отказ, и, тем более, его форма, сказали Кате, что ситуация совсем неординарная, а значит тут есть место для торга!
И она сформулировала позицию. И ее череп с позвоночником вынули из тела и внимательно посмотрели в исполненные дикой болью и ужасом пустые глазницы. И Катя, умирая, швырнула эту боль обратно. И ее условия были приняты.
И они отработали еще девять смен — одна эффективней другой.
И теперь Катя стояла у дверей и все не могла решиться поставить точку.
Дверь открылась сама.
— Хайл, Спикер. — ясные голубые глаза на осунувшемся, бесконечно усталом, повзрослевшем лице, смотрели на Катю с абсолютным, безусловным обожанием.
— Хайл, Кормилец. Нам надо поговорить. Позови Веру, пожалуйста.
***
Встревоженные дети сидели за неудобным столом и ждали Катиных слов. В Хлеву с утра было непривычно жарко и Катя, глядя на детей, одетых только в форменные серые шорты, немножко завидовала им. Сама она вынуждена была потеть в оранжевой безразмерной робе. Хорошо хоть лифчик не надо надевать…
— Вы хорошо поработали, Кормильцы. — ее голос дрогнул.
Дети напряженно молчали. Они чувствовали волнение Спикера и не знали, как реагировать.