— Ну, и какой я? — на секунду запнувшись, всё так же глухо проговорил Артём, невольно удивляясь, что такая мысль — т а к а я мысль — могла у Марата возникнуть, едва они встретились… вот уж действительно: никогда не знаешь, что в голове у другого — о чём другой невидимо думает!
— Ты — обалденный! — выдохнул Марат, ни на секунду не задумываясь, произнося это так, как если б он знал Артёма тысячу лет; лицо Марата вновь опустилось к торчащему члену, и — Артём почувствовал, как губы парня, обжимая горячий, распираемый кайфом ствол, плавно заскользили пылающим жаром вверх-вниз.
Член распирало от кайфа — и можно было б в два счета кончить Марату в рот, но Артём хотел по-другому — хотел так, как Марат… как Марат — его… и хотел он вовсе не потому, что "долг платежом красен", а хотел потому, что э т о странно манило Артёма, неодолимо притягивало, обещая новые, еще не изведанные, ни разу не испытанные ощущения…
— Марат, подожди… хватит… — Артём, отстраняя руками Маратову голову, выгибая тело назад и вбок, нетерпеливо освободил от Маратовых губ свой мокро блестящий член. — Давай… в жопу давай… в зад — как ты меня…
Вытирая мокрые от сосания губы тыльной стороной ладони, Марат, разгибаясь, ехидно прищурился.
— Ты ж говорил, что ты не педик…
— Ну и что, что я говорил?"Педик", "не педик"… какая, нах, разница! Ты говорил, что педики все…
— Я говорил? Я не мог так сказать… — Марат, глядя на Артёма, сделал удивлённое лицо. — Ну, то есть, что все… да такого и быть не может, чтобы все — поголовно… не все!
— Как, блин, не все? — на лице Артёма обозначилась досада… собственно, все или не все — это Артёма сейчас совершенно не волновало, потому как, сказав "все", он имел в виду, что он тоже… он тоже хочет Марата — как Марат его. — Ты говорил, что каждый может…
— Вот… теперь правильно! — глядя на Артёма, Марат рассмеялся. — Деточка! Все мы немножко педики — каждый из нас по-своему педик… я и сейчас это говорю! И даже не я это говорю, а так говорит наука: у каждого парня есть изначальная предрасположенность к этому виду секса, но кто-то трахается, а кто-то нет, потому как степень этой предрасположенности у каждого своя… плюс предрассудки, обстоятельства, свойства характера, окружение — кто-то кайфует, а кто-то нет… то есть, "все" и "немножко все" — это, Артём, не одно и то же! Но в общем и целом всё именно так: каждый из нас — по-своему педик… я не вводил тебя в заблуждение!
— Вот! Каждый — по-своему… ты меня трахнул? Трахнул. И я тебя тоже… тоже хочу… давай! — Артём проговорил всё это чуть напряженно, напористо, нетерпеливо, но без какого-либо смущения на лице или в голосе, и Марат, слушая Артёма — на Артёма глядя, вдруг подумал, что ему, Марату, в кайф это Артёмово нетерпение… в кайф, что Артём его хочет! — Давай! — повторил Артём.
— Давай! — словно эхо, отозвался Марат, ища глазами тюбик с вазелином.
Ну, а дальше… дальше всё было точно так же, как было до этого — с той лишь разницей, что Марат, лёжа перед Артёмом, сам смазал вазелином и головку Артёмова члена, и своё предвкушающе зазудевшее очко, а предвкушать третьекурснику Марату было что — член у первокурсника Артёма был немаленький… не детский у парня был член! . . Ну, а дальше был кайф… обалденный, ни с чем не сравнимый кайф, о котором Артём, дожив до семнадцати лет, не только не знал — не имел ни малейшего, хотя бы воображаемого, понятия, но который он даже не мог представить!
Член, обжимаемый мышцами сфинктера, скользил в обжигающей, опаляющей жаром норке, и это не шло ни в какое сравнение ни со своим кулаком, ни даже с Маратовыми губами, — нависая над запрокинувшим ноги Маратом, приоткрыв рот, Артём сладострастно двигал задом, и ему, Артёму, казалось, что не только скользящий в норке член, а всё его тело стало сплошной эрогенной зоной… а потом был оргазм — фантастический, ничуть не похожий на те оргазмы, что Артём испытывал, рукодельничая, — всё скопившееся, спрессовавшееся возбуждение рвануло с такой небывалой силой, что у Артёма в буквальном смысле перехватило дыхание… это была фантастика! Так несказанно, так упоительно сладко ему, Артёму, еще не было ни разу — никогда так не было…
Потом, пока Артём приходил в себя, откинувшись на кровати, Марат быстро вытер Артёму член, причем Артём, едва Марат прикоснулся к головке члена салфеткой, хотел было воспротивиться этой гигиенической процедуре, запоздало почувствовав в душе нечто, отдалённо напоминавшее стыд, но Марат произнёс короткое "лежи!", и Артём противиться не стал, решив, что Марату виднее, что и как делать, — меняя салфетки, Марат неспешно, спокойно говорил, глядя то Артёму в глаза, то на припухший, чуть потемневший Артёмов член, который, теряя твёрдость, становился похожим на толстую, эластично-упругую сосиску.
— Классно, Артёмчик… классно, что мы познакомились в первый же вечер… по-настоящему познакомились — по-мужски… понятно, что делают так не все… но ведь это же глупо — жить в одной комнате и не трахаться, не кайфовать… мы с тобой оба не уроды… наоборот — мы с тобой парни симпатичные… секс однополый — кайф… ну, и с какой, блин, стати лишать себя удовольствия? Так ведь? Правильно я говорю?
— Я не знаю… — чуть помедлив, проговорил Артём, еще не успевший от всего этого отстраниться, чтобы подумать о том, что только что было, со стороны… со стороны и — с позиции приобретённого опыта.
— Но ты ведь сейчас кайфовал? Тебе было приятно? — улыбнулся Марат, глядя Артёму в глаза.