Ты говоришь о себе, что ты не педик, а между тем, ни разу это не испытав, ты не имеешь ни малейшего представления о том, о чём ты говоришь! Я имею в виду, что нет у тебя своего представления — л и ч н о г о… именно это-то и не стыкуется: ты ни разу не трахался с парнем и в то же время ты полагаешь, что ты не педик… как такое возможно? — Марат, вопрошающе глядя на Артёма, скептически хмыкнул. — А может, ты педик — может, тебе это понравится?
— Что понравится? — отозвался Артём, невольно думая о том, что это ему уже… у ж е ему это нравится… ну, то есть, не то что бы нравится, а… было приятно лежать под Маратом, чувствовать на себе странно возбуждающую тяжесть его вдавившегося, жаром пышущего сильного тела, ощущать на своем лице горячее дыхание его шевелящихся губ… да, всё это было приятно — очень приятно… и вместе с тем ощущение разлитого по телу удовольствия вкупе со сладко зудящей промежностью его, Артёма, пугало… и пугало, и вместе с тем рождало в душе ещё невнятное, смутное, ещё явно не осознаваемое желание к продолжению…
— С парнями понравиться… вот что! — засмеялся Марат, глядя Артёму в глаза. — Так тоже бывает: парни, не испытав, пребывают в полной уверенности, что они не педики, а потом, случайно попробовав, вдруг узнают про себя, что они — стопудовые геи… потому и говорю тебе, что глупо это — утверждать, что ты не педик, не проверив это опытным путём! Впрочем… — Марат сделал паузу, — даже попробовав с парнем — испытав совершенно естественное наслаждение, ты всё равно не сможешь сразу определиться, голубой ты или нет, потому что можно трахаться с парнем — и при этом не быть голубым.
— Как это можно — не стать голубым, если ты… если ты это сделаешь? — проговорил Артём, сам не заметив, как он впервые с того момента, как оказался под Маратом, задал вопрос более-менее по существу, тем самым невольно входя в формат диалога.
Элементарно! — с готовностью отозвался Марат, чутко уловив наметившийся перелом в отношении Артёма к происходящему. — Голубой — это ориентация… ну, то есть, не просто предпочитаемый, а единственно возможный вариант сексуальности… можно вообще не трахаться и при этом быть голубым — хотеть этого, мечтать об этом, фантазировать… элементарно! Голубой — это ориентация по жизни. А можно трахаться, кайфовать — и при этом голубым не быть: однополый трах в таком случае может быть всего лишь вариантом сексуальной практики, когда парнем движет или желание сексуального разнообразия, или стремление к сексуальной универсальности, или простое банальное любопытство… да, совершенно естественное любопытство!
Причем, однополо трахаться может любой… ну, то есть, любой может получать от этого удовольствие — любой парень, а не только голубой… в чём ты сейчас убедишься сам… да? — Марат, глядя Артёму в глаза, тихо засмеялся. — Сам сейчас в этом убедишься… а вот педик ты или нет, ты не узнаешь даже сегодня — после того, как мы с тобой трахнемся, потому как это не осознаётся в одночасье, и должно пройти какое-то время, прежде чем ты сам себе скажешь, что в сексе тебя интересуют исключительно парни… но — это может случиться, а может и не случиться: парней, голубых по жизни, статистически в десятки раз меньше, чем парней, практикующих однополый секс ради кайфа, ради удовольствия… так-то, Артём!
Можно, конечно, двум симпатичным пацанам, как ты и я, жить в одной комнате и при этом не трахаться — не кайфовать друг с другом… отчего ж нельзя? А можно из совместного проживания в одной комнате извлекать вполне естественное удовольствие… мне больше нравится этот — второй — вариант, — Марат, глядя в глаза притихшего Артёма, вновь рассмеялся. — Мы же ведь трахнемся с тобой… сейчас трахнемся… сейчас, не откладывая наше близкое знакомство на потом… да?
— Нет… не надо — я не хочу… не надо… — Артём проговорил это чуть растерянно, без предыдущей категоричности, отчего голос его прозвучал неуверенно, словно он, говоря "нет", "не надо", "я не хочу", уже сам до конца не верил этим словам.
— Ты какой-то… какой-то ты нелогичный, — хмыкнул Марат, предвкушающе сжимая, стискивая ягодицы — через ткань трусов сладострастно вдавливаясь членом в член. -У тебя стоит, а ты уверяешь, что ты не хочешь… блин, как можно не хотеть со стояком? Не понимаю. Ты говоришь, что не пробовал с парнем, и при этом уверен, что ты не педик… снова не понимаю: как можно быть уверенным в том, о чём не имеешь ни малейшего представления?
— Но я правда… я правда не педик! — в голосе Артёма прозвучало отчаяние.
— Да не можешь ты этого знать, не можешь! — с лёгкой досадой проговорил Марат. — Был такой проповедник — Экклезиаст… может быть, слышал?
— Нет… — Артём, лёжа под Маратом — снизу вверх глядя Марату в глаза, отрицательно качнул головой.
— Ну… одним словом, Экклезиаст считается одним из самых мудрых людей, когда-либо живших не земле. Так вот… среди его мыслей-признаний есть такой пассаж: "и нашел я, что горче смерти женщина", а дальше: "чего ещё искала душа моя, и я не нашел? — мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими не нашел". То есть, смотри, что получается: он перепробовал и с женщинами, и с мужчинами — и лишь на исходе жизни смог окончательно определиться, кто он по жизни в плане секса… лишь к концу жизни пришел он к выводу, что он, говоря языком современным, является геем — голубым… или педиком, как говоришь сейчас ты. Так вот, "искал" здесь — ключевое слово!
Можно тупо застыть в своём невежестве, и это будет один сценарий жизни — будет одна жизнь. А можно жить в состоянии поиска, и это будет совсем другой сценарий — это будет другая жизнь. Причем, так во всём — не только в сексе: можно всю жизнь прожить в каком-нибудь городе или селе, никогда никуда не выезжая, а можно объездить весь мир… ну, и что будет интересней? Экклезиаст познал сотни женщин, сотни мужчин — у него было море секса, а душа его искала родную душу, и нашел Экклезиаст такую душу не в женском обличии, а в мужском… человек всю жизнь искал!