Легким рывком взметнув тело вверх — встав с кровати, Марат направился в сторону шкафа, где были его, Маратовы, вещи. В комнате был всё тот же полумрак, но глаза уже давно адаптировались, так что виделось всё без особого напряга, — Артём, оставшись лежать на смятой простыне, проследил за Маратом взглядом, думая, что вчера… вчера они ещё не были знакомы — ещё друг друга не видели, ничего друг о друге не знали, а Марат купил вазелин… "чувствовал, что пригодится"… как он мог чувствовать?
— А почему будет больно? — проговорил Артём, скользя взглядом по телу Марата. — Если со смазкой… что — всё равно будет больно?
Собственно, только теперь, когда отошедший в сторону Марат оказался от Артёма на расстоянии нескольких метров, Артём смог впервые увидеть обнаженного Марата полностью — с головы до ног, — всё предшествующее время они были в постели, были в непосредственной близости, или, как ещё говорят, нос к носу, их тела постоянно соприкасались, и только теперь Артём увидел Марата со стороны; фигура у парня была идеальной — в том смысле, что всё в ней было пропорционально, всё было соразмерно… и Артём, рассматривая Марата, поймал себя на мысли, что он хотел бы, чтоб у него, у Артёма, была б точно такая же фигура — фигура античного воина.
— Смазка лишь облегчает вход, но не делает норку шире… тем более, если ты ещё девственник… в смысле: анальный девственник, — Марат, говоря это, вновь оказался у постели Артёма. — Ты ведь ни разу ещё не трахался — попку ни разу не подставлял?
— Нет, — коротко — односложно — произнёс Артём, глядя на вздёрнутый вверх напряженный член Марата… член, который он только что брал в рот — сладострастно сосал, ощущая во рту солоноватую, жаром налитую плоть обнаженной головки… член, который сейчас, через минуту или две, окажется в его теле — в его, Артёмовой, жопе… большой, напряженно твёрдый, возбуждённо горячий, хищно залупившийся член парня, о котором он, семнадцатилетний Артём, ещё вчера не имел никакого понятия… где-то, далеко отсюда, были родители — отец и мать… где-то были друзья — и школьные, и дворовые… а он, Артём, едва поселившись в студенческом общежитии, уже лежал, обнаженный и возбуждённый, в полумраке комнаты на постели, смотрел на чужой торчащий член, и… он хотел продолжения! И это при том, что он никогда о подобном не помышлял — не думал, не фантазировал… всё это было похоже на сон — и в то же время это всё было реальностью, было наяву!
— Так вот, Артём… в природе всё предусмотрено, — Марат, отвинтив колпачок на тюбике, приставил головку тюбика к головке члена, и Артём тут же уловил запах вазелина. — Смотри: у любого парня есть от природы данная — потенциально существующая — предрасположенность к сексу с парнем… ну, то есть, с представителем своего пола. Кто и как этой предрасположенностью распоряжается, кто её реализует, а кто нет — это уже другой вопрос. Но сама по себе такая предрасположенность есть у каждого — это, к слову сказать, научно доказанный факт.
Ну, а поскольку такая предрасположенность предусмотрена самой природой, то, соответственно, этой же самой природой предусмотрен и механизм слияния парня с парнем, то есть анальный контакт, для чего мышцы ануса сформированы природой эластичными и растяжимыми — чтобы можно было в анус вставлять член… эволюция, блин! Всё продумано — всё предусмотрено… — Марат, глядя на Артёма, рассмеялся. — Так что, Артём… не бойся! Если и будет больно, то эта боль не смертельная. Трахались так всегда и везде — во все времена и на всех континентах… то есть, не ты первый — ты не последний… давай, ноги вверх поднимай — я тебе норку смажу…
— Значит… выходит, что т а к может — каждый? — проговорил Артём, думая про себя.
— Блин! Ну, а я тебе в самом начале о чём говорил? — Марат, не дожидаясь, когда Артём поднимет ноги, сам обхватил Артёмовы ноги за лодыжки — сам, разводя послушные ноги Артёма в стороны, поднял их вверх, отчего ягодицы Артёма, вслед за ногами подавшиеся вперёд и вверх, разошлись, широко распахнулись в стороны. — Может — каждый, и многие это делают, то есть кайфуют по полной программе, реализуя такую возможность, но… не каждый при этом становится геем. Как говорит народная мудрость, много званых, да мало избранных…
— Марат, говоря это, снова оказался на кровати — аккурат напротив ягодиц Артёма; в полумраке очко Артёма матово темнело небольшим кружочком, и Марат, выдавив из тюбика на палец вазелин, подушечкой пальца мягко прикоснулся к туго стиснутому отверстию, почувствовав, как мышцы сфинктера под пальцем конвульсивно дёрнулись, зашевелились. — Что — приятно? — тихо засмеялся Марат, делая пальцем плавные круговые движения — втирая вазелин Артёму в наружную область сомкнутого входа.
— Не знаю… — чуть слышно и потому неневнятно отозвался Артём, думая о том, что это действительно… действительно приятно! Но уже в следующее мгновение Артём непроизвольно дернулся всем телом, почувствовав, как палец Марата, преодолевая сопротивление, скользнул вглубь. — Ой, блин! Ты чего…
— Тихо, тихо! — возбуждённо прошептал Марат, глядя Артёму в глаза — чувствуя, как указательный палец, на треть введенный в очко, плотно обжался, обтянулся-стиснулся тугим конвульсивным жаром. — Лежи спокойно…
Артём почувствовал, как палец плавно и тоже как бы по кругу зашевелился внутри, не углубляясь дальше… в принципе, это было не больно, и Артём в ответ не отозвался… Артём лежал с запрокинутыми, полусогнутыми в коленях ногами, удерживая колени ног на уровне своего лица, в то время как Марат, на коленях стоя перед Артёмом, круговым движением пальца смазывал вход изнутри, медленно втирая вазелин во внутреннюю область входного отверстия, — ничего не говоря, они смотрели друг другу в глаза, и Артём, чутко вслушиваясь в новое ощущение, невольно думал о том, что сейчас… сейчас вместо пальца… эта мысль — "вместо пальца… сейчас… туда… " — и возбуждала Артёма, и пугала: и боязно было, и вместе с тем хотелось… неистребимо хотелось!