— Ага, сначала кандидатскую, потом докторскую, а жизнь и пройдет. Ты, Алексей, послушай старуху, ты за пять лет для меня почти как сын стал, тебе ведь не только о себе подумать пора, а и о Леночке с Борей. При ваших отношениях, пока ты не женишься, вам троим от кривотолков не избавиться.
Миссис Хадсон тридцать лет служила у нас в институте гардеробщицей и была в курсе всех событий и сплетен.
— Баба Шура, вы же знаете, мы с Ленкой школьные друзья, просто дружим. Уже скоро двадцать лет.
— Лёша! Я это знаю, Боря знает, Наум Соломонович знает, все знают, а у Бори опять командировка в ГДР чуть не сорвалась. Полковников на партбюро снова на аморалку намекал.
Тут необходимо сделать некоторые уточнения. Ваш покорный слуга только что защитил диплом и был принят в аспирантуру, на предмет развития своей дипломной работы в кандидатскую. Кроме того, от результатов моей работы сильно зависела судьба докторской диссертации моего фактического научного руководителя Борьки Феймана.
Формально моим научным руководителем считался профессор, доктор технических наук, проректор по науке и проч. и проч. и проч. Наум Соломонович Вассерман, он же тесть Бориса. Его дочка Ленка, она же законная супруга Бори, была моей одноклассницей в течении первых восьми лет учебы в школе. Когда моего отца перевели в Среднеазиатский округ, на семейном совете решили, что мне с родителями ехать нет смысла, поскольку никакого реального образования там получить нельзя было, а идти в Суворовское и продолжать военную династию я не собирался. Поэтому мне пришлось вместо девятого класса (неполное среднее образование тогда было восьмилетним) поступать в техникум, потом армия.
В общем, в институт я поступил тогда, когда Ленка его уже заканчивала и уже успела выскочить замуж за окончившего нашу же школу немного раньше аспиранта Борьку Феймана. За время моей учебы Борис защитился и стал старшим преподавателем кафедры деталей машин, а Лена — ассистентом на кафедре инженерной графики. Кроме того, она совершенно заслуженно считалась одной из первых красавиц института. Миниатюрная стройная брюнетка с короткой стрижкой, тонкие еврейские черты лица. Мало с ней знакомым она казалась тихой и беззащитной, но те, кто пытался к ней клеиться, получали резкий и решительный отпор. А самые наглые могли легко схлопотать и по фейсу, тем более, что Лена увлекалась большим теннисом, и ручка у нее, при всей ее миниатюрности, была тяжелая.
Отношения у нас троих, действительно были очень тесными, хотя и чисто дружескими, но некоторым завистникам Бориса они давали повод для сплетен и домыслов. Особенно в этом изощрялся старый холостяк и ловелас доцент Полковников, который, во-первых, в свое время неудачно пытался приставать к Лене (ещё бы, мало того, что красавица, но и дочка проректора) , и, во-вторых, давно добивался должности заведующего кафедрой, а получение Борисом докторской степени сделало бы эти домогательства абсолютно нереальными. Самому же Полковникову докторантура заведомо не светила.
Миссис Хадсон ушла, и мы с Ирой начали, как бы поточнее выразиться, наше совместное обитание. Иришка оказалась хозяйственной и умелой девочкой. Буквально на третий день она предложила мне разделить обязанности. Ира добровольно взяла на себя готовку и мытье посуды, на мне лежала обязанность покупать продукты. Уборка кухни, коридора и санузла — по очереди. Причем, следила за чистотой Ира строго. И не только за уборкой мест общего пользования, но и за чистотой моей комнаты.
Некоторое затруднение вызвало пользование ванной. Дело в том, что в старом доме, где мы жили, ванна просто стояла на кухне, отделенная матерчатой занавеской. Но и эту проблему мы решили просто, тем более тогда ещё не было моды принимать душ каждый день. Если кому-то из нас надо было помыться, то другой уходил в библиотеку, благо, располагалась она в соседнем доме.
С учебой у нее тоже было бы в порядке, если бы не начертательная геометрия. Ну, никак она Ире не давалась! Тут уж мне приходилось ей помогать и растолковывать. Да и вообще, с ней мне было общаться легко и приятно.
В конце октября Ире исполнилось восемнадцать лет и мы отпраздновали ее совершеннолетие. Я подарил Ире хорошую готовальню и недавно появившуюся в продаже инерционную рейсшину. Сейчас уже мало кто помнит этот чертежный прибор, совершивший, можно сказать, революцию в студенческом черчении, но тогда для студента технического вуза это была абсолютно незаменимая вещь.
На день рождения приехали Ирины родители. Мне, естественно, пришлось с ними познакомиться. Ирин папа оказался крепким мужиком, старым служакой-прапорщиком (это звание тогда только-только ввели) , этаким героем армейских анекдотов про хохла-старшину. Мы с ним быстро нашли общий язык. Оказалось, что Остап Пафнутьевич срочную служил в нашем городе и был шофёром у некоего молодого старлея, моего однофамильца. И когда Ирин батя назвал имя-отчество этого старлея, мне с большим трудом удалось скрыть изумление. Но я сдержался, и не стал информировать прапорщика о том, что его бывший начальник стал генералом, командовал корпусом на южных рубежах Союза, а ныне возглавляет в Москве военную академию, а бывший грудной пацанёнок бывшего старлея вместе с ним выпивает за здоровье его тогда ещё не родившейся дочурки. Простились мы с Остапом Пафнутьевичем самым сердечным образом, но, тем не менее он пообещал мне, если я трону девку до свадьбы, выдергать мне не только ноги, но и то, что между ними. Пришлось заверить прапорщика в полной чистоте наших с Ирой отношений.