Я пошел навстречу беде — на пост медсестры, и сказал Люсе, которая фасовала таблетки:
— Не заходите, пожалуйста, минут пятнадцать. Я его подмою. Он вас стесняется.
— Ладно.
Слон смотрел на меня из-за своего барьера с вожделением.
Я вернулся в палату, взял стул и на всякий случай приставил его к двери. Отбросил простыню и стал внаглую сосать. Член сразу брызнул фонтаном горьковатой жидкости — но это была только прелюдия к симфонии. Юрка лежал с закрытыми глазами, на его лице выступил румянец, больной часто дышал. И, как всегда в таких случаях, предупредил:
— Идет, Алеша.
И — пошло! Рот заполнила сперма — сразу, наверное, стакан, я не успевал глотать, у меня потекло с усов. Юрка въебывал мне в рот, его берцовые кости били меня по щекам, руками он схватился за края кровати. Извержение длилось не меньше двух минут.
— Все, — прошептал умирающий.
Я вышел в уборную и привел себя в порядок. Вернулся.
— За два месяца первый раз, — сказал Юрка. — А так хочется, чтобы ты меня по старой памяти трахнул. Жопа чешется невероятно. Зудит вся.
Я взял со спинки кровати полотенце, пошел опять в уборную, намочил, и стал Юрку подтирать, как обещал медсестре Люсе. Тут скрипнула дверь — она. Видит, что я держу честное мужское слово, — тут же дверь прикрыла. Я протер Юрке и жопешник, и агрегат, и промежности.
— Господи, как хочу ебаться: — услышал я шепот. — Проеби меня, Алеша, как сидорову козу, за мое плохое поведение! Я поступил тогда подло!
На тумбочке я увидел флакончик с вазелиновым маслом. Юрка лепетал свои извинения за прошлые грехи, а я хорошенько смазал ему вазелиновым маслом очко, поработал внутри пальцами.
— Опять почему-то встает, — прошептал Юрка. — На меня действует твое присутствие.
Тем временем я работал внутри его очка сначала одним, потом сразу тремя пальцами — за время "правильной" семейной жизни его очко не заросло. Юрка выгибал жопу и сам себе крутил набухшие соски. Затем я взял с тумбочки столовую ложку — ничего лучше не придумал, — надел на нее резинку, которую по привычке всю дорогу таскаю в кармане, и стал Юрку легонько трахать этим самодельным членом.
Как только я ввел черпало в зад, скрипнула дверь — вошла слон-Люся и положила на тумбочку таблетку.
— Что-то вы так долго, — сказала она, увидев мою согбенную над койкой фигуру.
— Сейчас закончу.
— Помочь?
— Нет! Нет! — жалобно застонал Юрка.
— А то — могу. Мне ваша жена платит за то, чтобы я вам помогала.
Я прикрыл Юрку простыней и выпрямился.
— Люся, — сказал я, — Юрий Андреевич мне сказал, что вы — лучший из всего медперсонала.
Кто — лучший, я не знал.
— Ну, лучший медработник.
Ее здоровенная морда зарделась. Стоя в дверях, она решила рассказать свою биографию.
— Я же закончила фельдшерское отделение, а работаю медсестрой. Мест нет. Переизбыток фельдшерских кадров.
Я кивал, сочувствуя. А под простыней черпало ложки торчит у Юрки в жопе…
— Потом еще мне предлагали перейти на скорую помощь, но я отказалась, потому что ездить надо. А тут все-таки спокойнее, есть где ночью лечь поспать. Не на топчане и не под телогрейкой — по-человечески, на мягкой кровати. И врачи вежливые. Крови, конечно, больше, и умирающих много, но все-таки не согласилась.
А ложка — в жопе!!!
— Потом тут чем лучше? Всегда крыша над головой, и от больных можно получить благодарность. Все-таки в постоянном контакте. Вчера умерла тут одна — мне от нее достались вот эти шлепанцы. Где я их взяла бы еще? На каблучке, я всю обувь нашу на каблучке, от плоскостопия.
А ложка — в жопе!!! Я повел глазами, намекая на присутствие Юрки.
— А, — махнула рукой Люся, — не жилец. Не ест ничего.
И вместо того, чтобы уйти из палаты, тихо скрипнув дверью, вошла, наоборот, в палату и приблизилась к койке.
— Вот, впервые повернулся на бок. А так лежит всю дорогу на спине, на бок не поворачивается. Пролежни будут!! — почему-то закричала она, как будто Юрка глухой.
Юрка с перепугу повернулся опять на спину. Ложка — в жопе!!! Чем я ее буду из него доставать?!
— У вас интересная работа, — сказал я. — И больные вас очень любят.
Люся, слава богу, направилась обратно к двери, но, отворив ее, опять остановилась.
— Еще звали в институт туберкулеза, но я опять отказалась. У меня дядя всю жизнь болел туберкулезом, насмотрелась, больше не хочу.
Она снова вернулась в палату. Поняла, что в моем лице нашла человека, который поймет всю ее жизнь. Прикрыв за собой дверь, Люся сказала:
— Потом еще от врачей многое зависит.
И она развила абсолютно верную мысль, что есть такие врачи, которые даже укола сделать не могут. А ложка — в жопе!!!!!!
— Юр, — говорю ласково, — ты бы не лежал на спине, повернулся бы на бок, как Люся говорит. Послушался бы Люсю.
Он смотрит расширившимся от ужаса глазами и переспрашивает:
— На бок — лучше?
— Гораздо лучше, — отвечаю.
А Слон глядит на него, как на доходягу, и говорит мне в полный голос:
— До вечера не доживет. Оставьте уж его, пусть лежит, как хочет.
Вдруг где-то вдали раздался отзвук металлической посуды. Не сходя с места, Люся как гаркнет во всю глотку:
— Сейчас иду! Иду! Я в боксе! — в больнице бетонные стены затряслись. И сказала тише, мне: — Сейчас приеду, кормить будем.