— Ой, Танька! Только не надо, а! — прорвало напарницу. — Если у вас с мальчиком что-то и как-то! Так бы и сказала!
— Вот именно, Нель, не понятно, что и как!
— Танька! Ты влюбилась! . .
— Да ну, тебя…
— Точно тебе говорю…
Нелька сразу ко мне подобрела. Главное для неё — ясность. Она всё поняла и теперь жалела меня. Чуть завидовала, но больше жалела.
— Я тоже подумала: а если влюблюсь? — добавила она.
— В кого?! — раскрыла я глаза.
— Ну, в этого? Твоего Лёшу! А ему только шестнадцать…
— Ты же его даже не видела, Нель.
— Ой, да за эти сутки, я уже с ним всю жизнь прожила. Выйду за него замуж, а лет через десять он меня бросит. А не бросит, так гулять начнет, я ревновать, горстями успокоительное стану глотать. Нет… Нянькайся с ним сама, подруга. Не стоит он нашей с тобой многолетней дружбы.
— Не один мужчина этого не стоит, Нель
— Точно. Представляешь, Тань! Сегодня утром в магазин за хлебом, кефиром, ходила, и познакомилась с одним. Ничего так, симпатичный. И машина у него — ничего. Номерами соток обменялись…
Я вздохнула с облегчением.
— Нель, смену нужно принимать.
— Ой, Танька! Скучная ты! Правильная, если не считать Лешу. Чего там сегодня принимать! Старшая медсестра уходя домой сказала, что главный, в преддверии скорого Нового года, больных нашего, психоневрологического, отделения распустил, на всё январские праздники.
Нелька, Нелька… Тоже мне нашла праведницу!
— Прямо так и всех? — спросила я вслух.
— Всего шестнадцать местокоек занято.
— Вот их и пошли принимать…
С вечерними, обязательными, процедурами, мы управились быстро. Больных было мало, к полуночи угомонились даже самые неспокойные пациенты.
Отправилась в комнату медперсонала, поставила чайник. Не успел он закипеть, вошла Мария Степановна. Я спрятала взор, уперев его в пол. Почему-то, не могла смотреть ей в глаза, после того как увидела её портрет в фотосалоне "София". Наверное, боялась себя выдать. Выдать, что знаю о её жизни больше чем просто напарница по смене.
— А где Неля? — спросила я, так и не подняв взора.
— Я её спать отправила… Тань, поговорим?
— О чем, Мария Степановна? . .
— О Соне… Ты её любишь?
Я вскинула глаза. Говорить, о ком это вдруг спрашивает Мария Степановна, было бесполезно. Она знала, и я знала, — о какой Соне речь!
Маша нервно теребила пальцами висевшую на шее тоненькую золотую цепочку, с медальоном "Сердечко" , спрятанным меж грудей, под открахмаленный по старинке медицинский халат.
— Люблю… — кратко ответила я. — Чаю вам налить?
— Налей…
Мы стали пить чай. Мария Степановна молчала, я тоже, пока она не произнесла: